Дунай и Настасья-Королевична

Ходил Дунаюшко да из орды в орду,
Из орды в орду да из земли в землю;
Пришел Дунай к королю в орду.

Уж он три годы служил да во конюшниках,
Уж он друг о три служил да он во ключниках,
Уж он третье три служил да на новых сенях.
Уж он день стоит да на новых сенях,
Ночку спит да в новой спаленке,
Он на той кроваточке тесовый,
Он на той периночке пуховый,
Спит со душенькой с Настасьей-королевичной
-У того ли короля да шаховинского
Заводилось пированьице, почестен пир.
Не зовут Дуная на нечестен пир,
Он походит, Дунай, да на почестен пир*
Унимат его Настасья-королевична:
«Не ходи, Дунай, да на нечестен пир;
Не ровно, Дунаюшко, похвастаешь,
Не ровно словочико вымолвишь».
Не слушал Дунай Настасьи-королевичной,
Он походит, да Дунай, на почестен пир,
Он садился, Дунай, да за средни столы.
Еще все на пиру да напивалися,
Еще все ты на честном да пьяные-веселы,
Еще все на пиру да прирасхвастались;
Иной-тот* ведь хвастат золотой казной,
А иной — тот ведь хвастат добрым конем,
А иной — тот ведь хвастат вострым копьем,
А и умный — тот хвастат отцом-матушкой,
Да безумный — тот хвастат молодой женой,
Неразумный — тот хвастат родимой сестрой.
Тут сидит Дунаюшко, не ест, не пьет,

Он не ест, не пьет, да и не кушает,
Он ничем, Дунай, да не похвастает.
Тут спроговорил король да шаховинские:
«Уж ты что же, Дунаюшко, не ешь, не пьешь,
Ты не ешь, не пьешь, не кушаешь?»
— «Еще нечем мне, Дунаюшке, похвастати:
У мня нету, Дуная, золотой казны,
У мня нету, Дунаюшка, добра коня,
У мня нету, Дунаюшка, востра копья,
У мня нету, Дуная, отца-матушки,
У мня нету, Дуная, молодой жены,
У мня нету, Дуная, родимой сестры.
Уж я столько, Дунаюшко, похвастаю:
Я ходил-гулял да из орды в орду,
Из орды в орду да из земли в землю;
Я пришел, Дунай, к королю в Литву.
Уж я три годы служил у вас в конюшниках-,
Уж я друго три служил у вас во ключниках,
Уж я третье три служил да на новых сенях.
Уж я день стою да на новых сенях,
Уж я ночку да в повои спаленке,
Я на той кроваточке тесовыи,
Я на той периночке пуховый,
Сплю со душенькой с Настасьюшка с королевичной»,
Тут не синее море сколыбалося —
Королевское сердце разгорелося,
Тут скричал король во первой накбн:
«Уж вы он оси, панови-уланови,
Вы такие злы поганые татарина!
Вы берите Дуная да за белы руки,
Вы ведите Дуная во чисто поле,
Отрубите у Дуная буйну голову»,
Тута брали его панови-улапови,
И таки злы поганы татарина,
Поводили Дуная во чисто поле,
Приводили Дуная на широкий двор.
Тут спроговорил Дунай да таково слово:
«Уж вы ой еси, панови-уланови,
Вы такие злы поганы татарина!
Проводите тут Дуная вдоль по улице».
Проводили тут Дуная вдоль по улице.
Тут скричал Дунай во первой након:
«Ты прости, прости, вольный белый свет,
Прости, душенька Настасья-королевична!
Приупито было, приуедено,
В красне, в хороше да приухожено,
На белой груди да приулежано».
Во первой након Настасьюшка не слышала.
Он скричал, Дунай, да во второй након:
«Ты прости, прости, да вольный белый свет,
Прости, душенька Настасья-короловична!
Приупито было, приуедено,
В красно, в хорошо да приухожено,
На белой груди было улежано».
Во второй након Настасьюшка услышала,
Бросалася Настасьюшка по плеч в окно:
«Уж вы oй ecи, панови-уланови,
Вы таки злы поганы татарина!
Вы водите Дуная па широкий двор,
Вы возьмите со конюшна двора конюха,
Вы сведите его да во чисто поле,
Отрубите у него да буйну голову».
Приводили Дуная на широкий двор.
Надавала она злата, много серебра,
Отпустила Дуная на свою волю,
Сама уехала да во чисто поле.