Болезнь Кухулина

Раз в год собирались все улады вместе в праздник Самайн, и длилось это собрание три дня перед Самайн, самый день Самайн и три дня после него. И пока длился праздник этот, что справлялся раз в году на равнине Муртемне, не бывало там ничего иного, как игра да гулянье, блеск да красота, пиры да угощение. Потому-то и славилось празднование Самайн во всей Ирландии.

Любимым же делом собравшихся воинов было похваляться своими победами и подвигами. Чтобы подтвердить свои рассказы, они приносили с собой в карманах отрезанные концы языков всех убитых ими врагов; многие же, чтобы увеличить число, еще прибавляли к ним языки четвероногих. И начиналась похвальба, причем каждый говорил по очереди. Но при этом бывало вот что. У каждого воина сбоку висел меч, и, если воин лгал, острие его меча обращалось против него. Так меч был порукою правдивости воина.

Раз собрались на такой праздник, на равнине Муртммне, все улады; недоставало только двоих: Конала Победоносного и Фергуса, сына Ройга. — Начнем празднество, — сказали улады. — Нельзя начинать его, — возразил Кухулин, — пока не пришли Конал и Фергус.

Ибо Фергус был его приемным отцом, а Конал — молочным братом. Тогда сказал Сенха:
— Будем пока играть в шахматы, слушать песни и смотреть на состязания в ловкости.

В то время как они развлекались всем этим, на озеро, бывшее неподалеку от них, слетелась стая птиц. Более прекрасных птиц никто не видывал в Ирландии. Женщин охватило желание получить их, и они заспорили между собой, чей муж окажется ловчее в ловле этих птиц.

— Я хотела бы получить по птице на каждое плечо, — сказала Этне Айтенкайтрех, жена Конхобара.
— И мы все хотели бы того же самого! — воскликнули остальные.
— Если только для кого-нибудь будут пойманы эти птицы, то прежде всего для меня, — сказала Этне Ингуба, возлюбленная Кухулина. — Как же нам быть? — спросили женщины. — Не трудно сказать, — молвила Леборхам, дочь Ауэ e Адарк, — я пойду к Кухулину и попрошу его исполнить ваше желание.

Она подошла к Кухулину и сказала ему: — Женщинам было бы приятно, если бы ты добыл им этих птиц. Кухулин схватился за меч, грозя ударить ее:
— Уладские шлюхи не нашли ничего лучшего, как посылать меня сегодня охотиться на птиц для них!
— Ты неправ, — возразила Леборхам, — что гневаешься на них. Ведь ты виновник одного из трех ущербов, постигших уладских женщин, — виновник их кривизны.

(Ибо три ущерба постигли уладских женщин: горбатость, заикание и кривизна. Именно все те из них, что были влюблены в Конала Победоносного, горбились: те, что были влюблены в Кускрайда Заику из Махи, сына Конхобара, говорили заикаясь; те же, что были влюблены в Кухулина, кривели на один глаз ради сходства с ним, из любви к нему, — ибо когда Кухулин приходил в боевую ярость, один глаз его так глубоко уходил внутрь головы, что журавль не мог бы его достать, а другой выкатывался наружу, огромный, как котел, в котором варят целого теленка.
— Приготовь для нас колесницу, о Лойг! — воскликнул Кухулин.

Лойг запряг коней, и Кухулин помчался на колеснице. Он совершил на птиц такой налет со своим мечом, что их лапы и крылья попадали в воду. (2) Кухулин, с помощью Лойга, захватил всех птиц и разделил их между женщинами. Каждая получила по две птицы, кроме одной лишь Этие Ингубы, которой ничего не досталось. Подошел Кухудвн к своей возлюбленной.
— Ты сердиться на меня? — спросил он ее.
— Вовсе нет, — отвечала она, — я охотно уступила им этих птиц. Ведь ты знаешь, что нет среди них ни одной, которая бы не любила тебя и не принадлежала тебе хоть частью. Я же ни частицей не принадлежу никому другому: я вся твоя.
— Так не сердись же, — сказал Кухулин. — Когда снова появятся птицы на равнине Муртемие или на Бойне, (3) ты получишь двух самых прекрасных из них.

Немного погодя над озером появились две птицы, соединенные в пару цепочкой из красного золота. Они пели так сладко, что все слышавшие их впадали в сон. Кухулин тотчас же устремился на них.
— Послушайся нас, не трогай этих птиц, — сказали ему Лойг и Этне. — В них скрывается тайная сила.
— Приведется, — добавила Этне, — и ты достанешь мне других.
— Вы думаете, я не сдержу своего слова! -воскликнул Кухулин. — Не бывать этому. Вложи камень в пращу, о Лойг!
Лойг взял камень и вложил в пращу. Кухулин метнул его в птиц, но промахнулся.
— Горе мне! — воскликнул Кухулин. Он взял другой камень, снова метнул его и опять промахнулся.
— Пришла напасть на меня! — воскликнул он. — С тех пор, как владею я оружием, никогда до этого дня не давал я промаха.
Он метнул в птиц свое копье. Оно пронзило крыло одной из них, и тотчас же обе они скрылись под водой.

Тогда Кухулин отошел в сторону. Он прислонился спиной к высокому плоскому камню. (4) Тоска напала на него, и вскоре он погрузился в сон. И во сне явились ему две женщины, одна — в зеленом плаще, другая — в пурпурном, пять раз обернутом вокруг плеч. Та, что была. в зеленом, подошла к нему, засмеялась и ударила его плетью. Затем подошла вторая, засмеялась тоже и ударила ею таким же образом. И так длилось долго: они подходили и нему по очереди и ударяли его. пока он не стал уже совсем близок к смерти; тогда обе они исчезли.
Улады, видя, что с Кухулином творится что-то неладное, хотели его разбудить.
— Не прикасайтесь к нему, — сказал Фергус. — У него сейчас видение.
Пробудился Кухулин от сна.
— Что с тобой было? — спросили его улады.
Но он в силах был сказать только одно:
— Отнесите меня в мой дом, на постель.
Его отнесли, как он сказал, и он пролежал в постели целый год, никому не вымолвив ни слова.

Ровно год спустя, в такой же день Самайна. Кухулин лежал у себя, а вокруг него сидели несколько уладов: по одну сторону его — Фергус, по другую — Конал Победоносный, у изголовья — Лугайд Кровавых Шрамов, а у ног его — Этне Ингуба. Внезапно вошел в дом некий муж и сел напротив ложа Кухулина.
— Для чего пришел ты сюда? — спросил его Конал Победоносный.
— Если б был здоров тот, что лежит здесь. — ответил пришелец, — он был бы защитой мне от всех уладов. Больной же и слабый, каков он ныне, он мне будет еще лучшим защитником. Я пришел, чтобы с ним поговорить, и потому никого не боюсь я.
— Если так, добро пожаловать! — отвечали улады. — Не бойся никого.
Тогда поднялся пришелец и запел:

— Что ты за человек? — спросили его присутствующие.
— Я — Айнгус, сын Айда Абрата, — отвeчaл он. И он тотчас же исчез, и никто не знал, откуда явился он и куда делся. Кухулин же поднялся с ложа своего и заговорил.
— Долго мы ждали, пока ты встанешь! — воскликнули улады. — Расскажи нам теперь, что с тобой было?
— В прошлый Самайн впал я в сон, — сказал Кухулин; и он рассказал им все, что привиделось ему.
— Что же мне теперь делать, о Конхобар, господин мой? — спросил он, окончив свой рассказ.
— Что тебе делать? — ответил тот. — Встань и пойди сейчас к тому самому камню, у которого явилось тебе видение.

Так и сделал Кухулин, и у камня этого предстала ему женщина в зеленом плаще.
— В добрый час, Кухулин, — сказала она ему.
— Для меня-то это не в добрый час, — отвечал он. — Что означало ваше посещение год тому назад?
— Мы приходили тогда вовсе не для того, чтоб причинить зло тебе, но чтобы просить тебя о дружбе и помощи. Вот и теперь меня послала к тебе Фанд, дочь Айда Абрата, чтобы переговорить с тобой. Мананнан, сын Лера, ее супруг, покинул ее, и ныне она обратила к тебе любовь свою. Я же — Либан, сестра ее. Лабрайд Быстрой на Меч Руки, супруг мой, готов отдать тебе Фанд, если только ты согласен биться хоть один день вместе с ним против Сенаха Призрака, Эохайда Иула и Эогана Инбира, врагов его.
— Сейчас я не в силах сражаться с воинами, — сказал Кухулин.
— Скоро ты будешь совсем здоров, — отвечала Либан, — и вернется к тебе вся сила, которой еще недостает тебе. Ты должен сделать это для Лабрайда, ибо он величайший герой в мире.
— Где же обитает он? — спросил Кухулин.
— Он обитает на Равнине Блаженства, — отвечала она.
— Легче бы было мне пойти в другие края, — сказал Кухулин. — Пусть сначала пойдет с тобой Лойг, чтобы разузнать страну, откуда пришла ты. —
— Пусть же он идет со мной, — сказала Либан.

Лойг отправился вместе с ней, и они достигли пределов страны, где находилась Фанд. Приблизилась Либан к Лойгу и, взяв его за плечо, сказала:
— Теперь не уйдешь ты живым отсюда ни за что, если женщина не поможет тебе.
— Непривычно было для нас доселе, — сказал Лойг, — чтобы женщины защищали нас.
— Жаль, очень жаль все же, — сказала Либан, — что не Кухулин здесь сейчас вместо тебя.
-Да и я был бы рад, если б он был здесь вместо меня, — молвил Лойг.

Они двинулись дальше и пришли на берег, против которого лежал остров. Прямо перед собой на воде они увидели бронзовую ладью. Они сели в нее, переправились на остров и подошли к двери дома. Навстречу им вышел муж, Либан обратилась к нему:

Отвечал ей муж:

После этого они вошли в дом. Было в нем трижды пятьдесят полатей, И трижды пятьдесят женщин было там. Все они приветствовали Лойга:
— Привет тебе, Лойг, ради той, с кем ты пришел! И раз ты пришел сюда, то привет тебе ради тебя самого!
— Что ты хочешь делать сейчас, о Лойг? — спросила Либан. — Пойдешь ли ты к Фанд, чтобы поговорить с ней?
— Я пошел бы сейчас, если б знал, где ее найти, — отвечал тот.
— Не трудно сказать, — молвила Либан. — Она в комнате рядом.
Они прошли к Фаид, и она приветствовала их так же, как другие женщины.

(Фаид была дочерью Айда Абрата, имя которого значит Пламя Ресницы, а это означает зрачок. Имя же Фанд, дочери его, значит Слеза, ибо слеза есть дочь зрачка, из которого она вытекает. Так назвали девушку из-за ее чистоты, а также по причине красоты ее.- ибо не сыскать в мире другой, подобной ей по красоте.) (6)

В это время они заслышали шум колесницы Лабрайда, подъезжавшего к острову. (7)
— Нерадостен нынче Лабрайд, — сказала Либан. — Пойдем поговорим с ним.
Они вышли ему навстречу, и она приветствовала его такой речью:

Но Лабрайд продолжал безмолвствовать. И снова запела девушка:

— Порадуйся же, — сказала Либан. — Лойг, возница Кухулина, здесь с нами. Это Кухулин прислал его сюда, и он, наверно даст нам войско в подмогу.
Тогда Лабрайд сказал Лойгу:
— Привет тебе, о Лойг, ради женщины, с которою ты прибыл сюда, и ради того, кто послал тебя! Теперь же возватись к себе, о Лойг: Либан проводит тебя.
Лойг вернулся обратно и поведал Кухулину и другим уладам все, что с ним случилось и что он видел:

Слушая его, Кухулин приподнялся на ложе и сидел, закрыв лицо руками. По мере того как Лойг рассказывал, он чувствовал, как разум его проясняется и силы прибывают. Немного спустя Кухулин сказал Лойгу:
— Теперь, о Лойг, пойди разыщи Эмер, жену мою, и расскажи ей все, что со мною было. Скажи ей также, что мне с каждым часом становится лучше. Пусть она придет навестить меня.

Пошел Лойг к Эмер и рассказал ей, каково теперь Кухулину.

— Плохо для твоей чести, о Лойг, — сказала ему Эмер, — что, имея дело с сидами, ты не добыл от них средства для исцеления твоего господина. Позор уладам за то, что они не ищут способа помочь ему. Если бы Конхобар был ранен, или Фергус впал в сон, или Копал Победоносный получил увечье, — Кухулин быстро помог бы им!
И она запела:

Быстро собралась Эмер, пришла в Эмайн-Маху, вошла в дом Кухулина и села у его ложа.
— Позор тебе, — сказала она, — что лежишь ты больной из-за любви женщины. От долгого лежания усиливается недуг твой.
Долго говорила она ему так, а потом запела:

Приподнялся Кухулин, провел рукой по лицу и стряхнул с себя слабость и оцепенение. Он поднялся совсем и пошел к камню, у которого было ему видение. Там снова явилась ему Либан и опять стала звать его в свою страну.
— Где же обитает Лабрайд? — спросил Кухулин.
— Не трудно сказать, — ответила Либан. И она запела:

Кухулин отправился вместе с ней в ее страну; он захватил с собой и свою колесницу и Лойга — возницу. Когда они прибыли на остров Лабрайда, все женщины там приветствовали его. В особенности же приветствовала его Фанд.
— Что мы будем теперь делать? — спросил Кухулин.
— Не трудно ответить, — сказал Лабрайд. — Мы пойдем взглянуть на войско врагов.
Они приблизились к вражескому войску и окинули его взором; несметным показалось оно им.
— Теперь удались, — сказал Кухулин Лабрайду.
Тот ушел. и Кухулин остался один подле врагов. Его присутствие выдали врагам два волшебных ворона, которых они создали в помощь себе.
И все войско выстроилось сомкнутым строем, так, чтобы нельзя было ворваться в середину его: вся страна, казалось, была занята им.

Рано поутру пошел Эохайд Иул к ручью, чтобы умыть руки. Кухулин узнал его по плечу, просвечивавшему под плащом. Он метнул в него копье, и оно пронзило Эохайда и еще тридцать трех воинов, стоявших позади него. Тогда ринулся на него Сенах Призрак, и долго бились они, но под конец одолел Кухулин и его. Тем временем подоспел Лабрайд, и враги обратились в бегство пред ними.
Лабрайд попросил Кухулина прекратить побоище. Тогда Лойг сказал ему:

— Я боюсь, как бы господин мой не обратил свой боевой пыл против нас, ибо он еще не насытился битвой. Пойдите и приготовьте три чана с холодной водой, чтобы он остудил в них свой пыл. Он прыгнет в первый чан — и вода закипит в нем, прыгнет во второй — и вода в нем станет нестерпимо горяча; и лишь когда он прыгнет в третий чан, вода станет в меру горячей.
Когда женщины увидали Кухулина, возвращающегося с битвы, Фанд запела ему:

После этого Кухулин разделил Ложе Фанд и пробыл целый месяц подле нес. По прошествии же месяца он простился с ней. Она сказала ему:
— Куда бы ты ни призвал меня на свиданье любви, я приду.

Вскоре после возвращения Кухулина в Ирландию, он призвал Фанд на свиданье любви в Ибур-Кинд-Трахта. Проведала об этом Эмер, жена Кухулина. Она взяла нож в отправилась в назначенное место в сопровождении пятидесяти женщин, чтобы убить девушку.

Кухулин и Лойг сидели в это время и играли в шахматы, не замечая приближения женщин. Но Фанд увидела их и сказала Лойгу:
— Погляди, о Лойг. что я там вижу!
— Что там может быть? — молвил Лойг и посмотрел. Сказала ему Фанд:
— Оглянись, о Лойг, вазад. Тебя подслушивают прекрасные мудрые женщины. Их грудь разукрашена золотом, и у каждой из них по острому ножу голубой стали в правой руке. Подобны свирепым воинам, устремляющимся в бой, эти прекрасные женщины. Вижу я, это — Эмер, дочь Форгала. Изменила она свой пол и нрав. Сказал Кухулин, обращаясь к Фанд:

— Скажи мне, о Кухулин, — сказала Эмер, — что заставило тебя покрыть меня позором пред лицом всех женщин Улада, пред лицом всех женщин Ирландии, пред лицом всех людей чести? Тайно пришла я сюда, но с твердой решимостью. Ибо, при всей гордости своей, ты не можешь покинуть супругу, как бы сильно ни желал этого.
— Скажи мне, о Эмер,-отвечал Кухулин,-для чего ты хочешь помешать мне побыть немного подле этой женщины? Чиста, благородна, светла, достойна короля эта женщина, что прибыла сюда по великим, широким волнам из-за моря. Прекрасна она собой и из высокого рода, искусна в вышивании и всяком рукоделии, разумна, тверда в мыслях, рассудительна. Богата она конями и всяким скотом, и нет ничего под сводом небесным, чего бы она не сделала ради своего милого друга, как бы трудно ни было ей это, если бы он того пожелал. А ты, Эмер, не сыщешь другого бойца прекрасного, не боящегося ран, победоносного в сече, который был бы равен мне.
— Женщина, к которой ты ныне привязан, — сказала Эмер, — без сомнения, не лучше, чем я. Но поистине: ведь все красное-красиво, новое-бело, высоко лежащее- желанно, все привычное -горько, все недостающее — превосходно, все изведанное — презренно, — в этом вся человеческая мудрость. О супруг мой, некогда была я в чести у тебя, и это могло бы опять быть так, если б ты захотел!

И она впала в великую скорбь.
— Клянусь тебе, — воскликнул Кухулин, — ты мне дорога и будешь дорога мне, пока живешь!
— Значит, ты покидаешь меня? — спросила Фанд.
— Вернее, меня покидает он, — сказала Эмер.
— Нет! — воскликнула Фанд. — Это меня он покидает. Мне уже давно угрожало это.

Она впала в скорбь и печаль. Стыдно стало ей, что она покинута и так быстро должна вернуться к себе. Страданием стала для нее великая любовь ее к Кухулину, и свою жалобу она излила в песне:

В это время узнал Мананнан о том, что происходит, — о том, что Фанд, дочь Айда Абрата, супруга его, выдерживает неравную борьбу против жен Улада и что Кухулин должен покинуть ее. Он поспешил к ней с востока и разыскал ее. Он приблизился к ней так, что никто, кроме нее одной, не увидел его.
Смущение и раскаяние охватили Фанд, когда она увидела его, и она запела:

Окончив речь свою, девушка подошла к Мананнану. Тот приветствовал ее и сказал:
— Добро тебе, девушка! Станешь ли ты теперь ждать Кухулина или последуешь за мной?
— Вот мое слово, — отвечала она. — Есть среди вас двоих один, которого бы я предпочла иметь мужем. Но я последую за тобою и не стану ждать Кухулина, ибо он покинул меня. И еще есть тому причина, о мой милый: подле тебя нет достойной тебя королевы, у Кухулина же есть такая.

Но когда Кухулин увидел, что девушка удаляется с Мананнаном, он воскликнул:
— Что же будет теперь, о Лойг?
— Что будет? — отвечал тот. — Фанд удаляется с Мананнаном, сыном Лера, потому что она не полюбилась тебе.

Тогда Кухулин сделал три великих прыжка вверх и столько же на восток, в сторону Луахайра. И долгое время после этого он жил, не принимая пищи и питья, в горах. Ночевал же он на дороге, ведущей в Мид-Луахайр.

Эмер пошла к Конхобару в Эмайн-Маху и рассказала ему все, что случилось с Кухулином. Тогда Конхобар послал певцов, ведунов и друидов за Кухулином, чтобы они взяли его и привели в Эмайн-Маху. Кухулин хотел сначала убить их. Но они запели перед ним волшебные песни свои, крепко держа его за руки и за ноги, пока не начал проясняться его разум. После этого он попросил пить. Они дали ему напиток забвения. И, выпив его, он забыл о фанд и обо всем, что с ним было. Затем они дали такой же напиток Эмер, ибо и она была в таком же состоянии. Мананнан же потряс своим плащом между Фанд и Кухулином, чтобы они после этого никогда больше не встречались.

Источник — «Ирландские саги», Сага 7