Гуго де Пейену, рыцарю Христову и наставнику Христова воинства — Бернард, единственно по имени аббат Клерво, желает, дабы тот сражался сражением добрым.
Если только я не ошибаюсь, дорогой Гуго, не раз и не два, а трижды вы просили меня написать несколько слов во увещевание вам и вашим товарищам.
Вы говорите, что если мне не дозволено держать копье, я хотя бы перо свое мог направить против врага-тирана, и что сия духовная, а не материальная, поддержка с моей стороны была бы вам не меньшим подспорьем.
Я немало уже заставил вас прождать, но не оттого, что пренебрегаю вашей просьбой, а затем, чтобы меня нельзя было обвинить в легком и поспешном к ней отношении.
Я боялся, что схвачусь за дело, которое лучше было бы совершить более умелой рукой, и которое из-за меня останется столь же важным для исполнения и еще более усложнится.
Посему, недаром прождав столько времени, я теперь сделал, что смог, и пусть мою неспособность не принимают ошибочно за нежелание. Да судит читатель, что получилось.
Если иные найдут мой труд неудовлетворительным или не достигшим цели, я буду, тем не менее, удовлетворен, поскольку сумел дать вам все, сколько имел.
Содержание
Мне представляется, что новое рыцарство возникло недавно на земле, и именно в той ее части, которую посетил во плоти Свет с Востока.
Как тогда Он тревожил князей тьмы силою Своей могучей десницы, так и ныне истребляет их последователей, чад неверия, рассеивая их руками могучих Своих. И ныне свершает он спасение народа Своего, вновь воздвигая рог спасения нам в дому Давида, отрока Своего.
Сие, говорю я, новый род рыцарства, неведомый прошедшим векам. Неустанно ведет оно двоякую войну: против плоти и крови и против духовного воинства зла на небесах.
Если некто противостоит врагу во плоти, полагаясь исключительно на силу плоти, я едва ли стал бы об этом говорить, ибо сие распространено достаточно широко.
И когда война ведется силою духовною против пороков или демонов, это тоже не представляет собой ничего примечательного — хотя и само по себе достославно — ибо мир полон монахов.
Но когда кто видел мужа, могуче препоясывающегося обоими мечами и благородством метившего пояс свой, и не счел бы сие явление достойным удивления, тем более, что до сей поры такое было неизвестно?
Воистину, бесстрашен тот рыцарь и защищен со всех сторон, ибо душа его укрыта доспехами веры так же, как тело — доспехами стальными. То есть он вооружен вдвойне и не должен бояться ни беса, ни человека. Не боится он и гибели, — нет, он жаждет ее. Отчего бояться ему жить или умереть, если для него жизнь — Христос, и смерть — приобретение? Радостно и верно стоит он за Христа, но предпочел бы уничтожиться и быть со Христом, ибо сие — намного лучше.
Выступайте же уверенно, о рыцари, и с сердцем решительным гоните врагов креста Христова. Знайте, что ни смерть, ни жизнь не может отделить вас от любви Бога, пребывающей во Иисусе Христе, и в каждой опасности повторяйте: «Живем мы или умираем, мы — Господни».
Что за слава — возвращаться с победою из подобной битвы! Сколь блаженно погибнуть в ней, ставши мучеником! Радуйся, отважный воитель, если ты живешь и побеждаешь во Господе, но паче того гордись и ликуй, если умираешь и ко Господу идешь.
Воистину, жизнь плодотворна и победа славна, но святая смерть важнее их обеих. Если благословенны те, кто умирает во Господе, то сколь больше — те, кто умирает за Господа!
Воистину, дорога в очах Господних смерть святых Его, умирают ли они в бою или на постели, но смерть в бою дороже, ибо она — самая славная. Сколь спокойна жизнь, когда незапятнанна совесть! Сколь спокойна жизнь, говорю я, когда смерти ожидаешь без страха, или когда желаешь ее с чувством и приемлешь с почтением! Сколь свято и спокойно рыцарство это, и сколь всецело свободно оно от двойной опасности, которой рискуют те, кто сражается не за Христа!
Когда выступаешь ты, о мирской воитель, то должен бояться, как бы телесная смерть твоего неприятеля не означала духовную гибель для тебя самого, или, быть может, как бы он тело твое и душу с ним вместе не погубил.
Для христианина, воистину, опасность или победа зависят от расположения его сердца, а не от судеб войны. Если он сражается за доброе дело, исход этого сражения не может быть дурен; также и если причины, им движущие, дурны, а намерения извращены, то и результаты нельзя считать благими.
Если тебе случиться быть убиту, когда ты стремишься лишь убить другого, ты умрешь убийцей. Если одолеешь противника своей волей к победе и убьешь человека, будешь жить убийцей же.
Не дело же быть убийцей, живым или мертвым, победителем или побежденным. Что за несчастная победа — победить человека, будучи при этом побеждену пороком, и тешиться пустой славой о его поражении, когда самого тебя поразили гнев и гордыня!
Но что же те, кто убивает не в лихорадке мести и не в опухоли гордыни, а лишь ради того, чтобы спасти себя самого? Даже такую победу не назову я благой, поскольку телесная смерть, воистину, есть зло меньшее, нежели смерть духовная. Душа не обязательно умирает, когда умирает тело. Нет, — умрет лишь душа грешащая.
Каков же конец или плод сего мирского рыцарства, или, скорее, мошенничества, как я должен его поименовать? Что, как не смертный грех для победителя и вечная смерть для побежденного?
Позвольте же мне позаимствовать слово у апостола и призвать того, кто пашет, пахать с надеждою, и того, кто молотит, молотить с надеждою получить ожидаемое.
Какова же, о рыцари, та чудовищная ошибка, и что за невыносимое побуждение толкает вас в битву с такой суетой и тягостью, целью которых есть ничто, как смерть и грех?
Вы покрываете коней своих шелками и украшаете доспехи свои не знаю уж, каким тряпьем; вы разукрашиваете щиты свои и седла; вы оправляете упряжь и шпоры золотом, серебром и дорогими каменьями, а после во всем этом блеске мчитесь навстречу своей погибели со страшным гневом и бесстрашной глупостью.
Что это — убранство воина или же, скорее, женские побрякушки? Неужто вы думаете, что мечи врагов ваших отвратятся вашим золотом, пощадят каменья ваши или не смогут пронзить шелка?
Как сами вы, конечно же, нередко познавали на своем опыте, воину в особенности нужны следующие три вещи: он должен оберегать свою личность силой, проницательностью и вниманием, он должен быть свободен в своих движениях и он должен быстро вынимать меч из ножен.
Тогда для чего же вы слепите себе глаза женскими локонами и опутываете себя долгополыми складчатыми туниками, хороня свои нежные, тонкие руки в неуклюжих широких рукавах?
А паче всего, — невзирая на все ваши доспехи, — ужасная опасность для совести, ибо столь рискованное дело вы предпринимаете по столь незначительным и пустяковым причинам.
Что же еще причина войн и корень споров меж вами, как не безрассудные вспышки гнева, жажда пустой славы или страстное желание ухватить какие-либо мирские владения? Воистину, небезопасно убивать или рисковать жизнью за такое дело.
Рыцари же Христовы могут без опасности сражаться в битвах своего Господа, не страшась ни греха, если поразят врага, ни опасности собственной смерти; ибо убивать или умирать за Христа не есть грех, а есть, напротив, могучее притязание на славу.
В первом случае обретаешь нечто для Христа, во втором же — обретаешь Самого Христа. Щедр Господь, принимая смерть оскорбившего Его врага, и еще щедрей — отдавая Самого Себя на утешение Своему павшему рыцарю.
Рыцарь Христов, скажу я, может наносить удар с уверенностью и умирать с уверенностью еще большей, ибо, нанося удар, служит Христу, а погибая — служит себе.
Он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое и в похвалу добрым. Если он убивает злочинца, то не становится человекоубийцей, а, если можно так выразиться, уничтожителем зла.
Очевидно, что он — отмстит ель Христов злодеям и по праву сч итается защитником христиан. Если же самого его убьют, то знаем, что он не погиб, а вошел в тихую гавань. Когда причиняет он смерть, то это на пользу Христу, когда же смерть причиняют ему, то это ему самому во благо.
Христианин прославляется во смерти язычника, ибо прославляется Христос; смерть же христианина — случай для Царя явить свою щедрость, наградив Своего рыцаря. В одном случае праведные возрадуются тому, что свершилась правда, в другом же скажет человек: «Истинно, есть награда для праведных; истинно, Бог — судия всей земли».
Я не имею в виду, что язычников надо избивать, когда есть иной способ не дать им изводить и преследовать верных; но лишь — что сейчас представляется лучше уничтожить их, нежели оставить жезл нечестивых над жребием праведных и дать праведным простереть руки свои к беззаконию.
Так что же? Если христианину никогда не дозволительно возносить меч, почему же предтеча Спасителя велел солдатам довольствоваться своим жалованием, а не запретил им следовать их призванию?
Но если сие дозволено всем, кому это предначертано Богом (как то и есть, если только они не приняли призвания более высокого), кому, спрошу я, то может быть разрешено по большему праву, нежели тем, чьи руки и сердца держат для нас Сион, град силы нашей?
Таким образом, когда изгнаны преступающие Божественный закон, народ праведный, хранящий истину, может войти без опаски. Воистину, подобает, чтобы нации, любящие войну, были рассеяны, чтобы беспокоящие нас были отсечены, и чтобы творящие беззаконие изгнаны были из града Господня.
Они занимаются тем, что выносят несчетные сокровища, помещенные в Иерусалиме христианскими народами, оскверняют святыни и обладают святилищем Божьим, словно своим наследием.
Да падут же оба меча верных на вражьи выи, дабы уничтожить все высокое, возносящееся против знания Бога, которое есть христианская вера, да не говорят язычники: «Где Бог их?» Когда они будут выброшены, вернется Он к наследию Своему и к дому Своему, который в Евангелии вызывал Его гнев: «Се, — сказал Он, — оставляется вам дом ваш пуст». Стенал Он чрез пророка: «Я оставил дом Мой; покинул удел Мой», и исполнит Он иное пророчество: «Искупил Господь народ свой и избавил его. И придут они, и будут торжествовать на высотах Сиона; и стекутся к благостыне Господа».
Радуйся, Иерусалим, и узнай, что ныне — время посещения твоего!
Торжествуйте, пойте вместе, развалины Иерусалима, ибо утешил Господь народ Свой, искупил Иерусалим. Обнажил Господь святую мышцу Свою пред глазами всех народов; и все концы земли увидят спасение Бога нашего.
Упала, ты, дева Израилева, повержена была на земле своей, и некому было поднять тебя. Ныне же встань, отряси с себя прах, о дева, пленная дочь Сиона! Поднимись, говорю тебе, и стой прямо. Не будут тебя более называть забытою, и землю твою именовать пустынею, ибо Господь любит тебя, и земля твоя вновь будет заселена.
Подними очи твои, осмотрись и увидишь: все они собрались и идут к тебе. Вот — помощь, посланная тебе Святым! В них уже исполнилось древнее обетование: «Я соделаю тебя величием навеки, радостью в роды родов. Ты будешь насыщаться молоком народов, и груди царские сосать будешь», и в другом месте: «Как утешает кого-либо мать его, так утешу Я вас, и вы будете утешены в Иерусалиме».
Не видите ли вы, как часто эти древние пророчества предвосхищали новое рыцарство?
Воистину, о чем прежде слышали мы, то ныне и видим в городе Господа воинств. Конечно, нельзя допускать, чтобы эти буквальные исполнения закрывали нам глаза на духовный смысл текстов, ибо мы должны жить в вечной надежде, несмотря на земное исполнение пророческих слов.
Иначе вещественное вытеснит невещественное, материальная скудость будет угрожать духовному богатству, и нынешние владения лишат нас будущего исполнения.
Далее, преходящая слава столицы земной не затмевает славу небесной ее сестры, а, скорее, готовит нас к ней, по меньшей мере — до тех пор, пока и мы помним, что одна есть образ другой, и что мать наша — Иерусалим небесный.
Теперь — в качестве примера, или хотя бы в укоризну тем нашим рыцарям, что сражаются за дьявола, а не за Бога, кратко изложим жизнь и добродетели этих кавалеров Христовых.
Посмотрим, как они ведут себя дома и как — в битве, как появляются на людях и каким образом рыцарь Божий отличается от рыцаря мирского.
Прежде всего, никоим образом нет у них недостатка в дисциплине, и не находится в небрежении послушание. Как свидетельствует Писание, сын непослушный погибнет, ибо непокорность есть такой же грех, что волшебство, и противление то же, что идолопоклонство.
Посему они приходят и уходят по приказанию своего старшего. Они носят то, что он им дает, и не смеют надевать или вкушать что-либо, поступающее из другого источника.
Таким образом, они бегут всякого излишества в одежде и пище и довольствуются необходимым. Они живут, словно братья, в радостном и трезвом обществе, без жен и детей. Дабы не было никакого недостатка в их евангельском совершенстве, они селятся совместно, одной семьею, не имея никакой личной собственности, заботясь о том, чтобы хранить единство Духа в узах мира.
Можно сказать, что все их множество имеет одно лишь сердце и одну душу, до такой степени, что никто не следует своей собственной воле, а старается следовать за командиром. Никогда не сидят они без дела и не слоняются бесцельно, а по редким случаям, когда не находятся на посту, всегда заботятся о том, чтобы заслужить свой хлеб, чиня изношенные доспехи и изорванную одежду или просто наводя порядок. В остальном ими руководят общие нужды и приказания их наставника.
Между ними нет лицеприятия, и почтение оказывают заслугам, а не благородной крови. Они соперничают друг с другом во взаимном уважении и носят бремена друг друга, исполняя тем самым закон Христов.
Ни одно неуместное слово, праздный поступок, несдержанный смешок, ни даже легчайший шепот или ворчание, будучи замечены, не остаются без исправления. Они отреклись от костей и шахмат и с отвращением отвергли гончую охоту; не услаждают себя нелепой жестокостью охоты соколиной, что у других в обычае.
Что до шутов, чародеев, бардов, трубадуров и поединщиков, они их презирают и отвергают, как и многие иные тщеты и неразумные хитрости. Волосы они имеют короткие, в соответствии с речением апостола, говорящего, что постыдно мужу ухаживать за мягкими локонами.
Редко они моются и никогда не сооружают причесок, довольствуясь видом растрепанным и запыленным, несущим отметины солнца и их доспехов.
Когда приближается битва, они вооружаются внутренне — верой, а внешне — сталью, а не украшаются золотом, поскольку их дело — вселять во врага страх, а не распалять его алчность. Лошадей они выбирают сильных и быстрых, а не видных и богато убранных, думают о сражении ради победы, а не параде ради зрелища.
Мыслят они не о славе и стараются быть грозны, а не ярки. В то же время они не вздорны, не опрометчивы и не спешат сверх меры, а трезвы, предусмотрительны и благоразумно выстраиваются в четкие порядки, как и об отцах читаем. Воистину, подлинный израильтянин — муж мира, даже когда выступает на битву.
Оказавшись в пекле сражения, рыцарь сей отбрасывает прежнюю свою кротость, словно бы говоря: «Не ненавижу ли я тех, кто ненавидит Тебя, Господи; не мерзки ли мне враги Твои?» Мужи сии немедля яростно бросаются на врага, полагая его будто стадом овец.
Насколько бы враг ни превосходил их числом, они никогда не относятся к нему как к войску жестоких варваров или к страшной орде. Не полагаются они и на свою собственную силу, но верят, что Господь воинств дарует им победу.
Памятуют они слова Маккавеев: «Легко и многим попасть в руки немногих, и у Бога небесного нет различия, многими ли спасти или немногими; ибо не от множества войска бывает победа на войне, но с неба приходит сила».
Бесчисленное количество раз видели они, как один человек преследовал тысячу, и двое обращали десять тысяч в бегство.
Так, чудесным и небывалым образом, представляются они кротче агнцев, но в то же время яростней львов. Не знаю, было ли бы уместнее называть их монахами или солдатами, но только, пожалуй, лучше было бы признать их и тем, и другим. Воистину, нет у них недостатка ни в монашеской мягкости, ни в воинской мощи.
Что скажем мы об этом, кроме того, что сие было соделано Господом и чyдно в глазах наших. Это — избранные войска Божии, набранные Им со всех концов земли; доблестные мужи Израильские, поставленные усердно и верно стеречь тот гроб, где находится ложе истинного Соломона, каждый — с мечом в руке и прекрасно обученный военному делу.
Помещения их расположены в самом храме Иерусалимском, не столь огромном, как древний шедевр Соломона, но не менее славном.
Воистину, все великолепие первого храма состояло в бренном золоте и серебре, в полированных камнях и дорогих породах дерева, тогда как очарование и милое, прелестное украшение нынешнего — религиозное рвение тех, кто его занимает, и их дисциплинированное поведение.
В первом можно было созерцать всяческие красивые цвета, тогда как в последнем — благоговеть пред всевозможными добродетелями и благими делами.
Воистину, святость — подобающее украшение для дома Божия. Там можно наслаждаться великолепными достоинствами, а не блестящим мрамором, и пленяться чистыми сердцами, а не золочеными филенками. Конечно же, фасад этого храма украшен, но не каменьями, а оружием, а вместо древних золотых венцов стены его увешаны щитами.
Вместо подсвечников, кадильниц и кувшинов обставлен этот дом седлами, упряжью и копьями. По всем этим признакам наши рыцари явно показывают, что они воодушевлены той же ревностью по доме Божием, что некогда страстно воспламенила Самого их Вождя, когда Он, вооружив Свои пресвятые руки хотя и не мечом, но бичом.
Свив оный из нескольких веревок, Он вошел в храм и изгнал купцов, деньги у меняльщиков рассыпал, и опрокинул столы у продававших голубей, сочтя неподобающим осквернять сей дом молитвы подобным торгашеством.
Посему, побуждаемые примером своего Царя, Его преданные солдаты считают еще более постыдным и нестерпимым, чем переполненность святого места торговцами, — осквернение его язычниками.
Стоило им утвердиться в этом святом доме со своими конями и оружием, очистить его и прочие святые места от всякой нехристианской скверны и изгнать деспотичную орду, как они день и ночь стали заниматься упражнениями в благочестии и практическими трудами.
Они особенно заботятся о том, чтобы чтить храм Божий усердным и искренним благоговением, принося набожным своим сужением не плоть животных по древним обрядам, а истинные жертвы мирные — братскую любовь, верное послушание и добровольную бедность.
Эти события в Иерусалиме потрясли мир. Слушают острова, и внимают народы дальние. Стекаются они от востока и от запада, словно поток изобильный, несущий славу народам, и река бурная, радующая град Божий.
Что может быть полезнее и приятнее, чем наблюдать такое множество, идущее на помощь немногим? Что, как не двойная радость видеть обращение бывших безбожных разбойников, воров-святотатцев, убийц, лжесвидетелей и прелюбодеев?
Двойная радость и двойная польза, ибо так же рады их соотечественники избавиться от них, как новые их товарищи — их принять. Обе стороны извлекли из этого обмена пользу, ибо последние усилились, а первых теперь оставили в покое. Посему радуется Египет их обращению и уходу, тогда как радуется гора Сион и ликуют дочери Иудины тому, что приобрели себе новых защитников.
Прославляются первые тем, что освобождаются от рук их, тогда как последние имеют всякое основание ожидать освобождения теми же собственными руками.
Первые с удовольствием видят уход своих жестоких притеснителей, тогда как последние с удовольствием принимают своих верных защитников; так что один приятно подкрепляется, тогда как другой выгодно покидается.
Такое отмщение придумал Христос своим врагам: могуче и славно возобладать над ними их же собственными средствами. Воистину, радостно и благоугодно то, что люди, так долго воевавшие против Него, теперь, наконец, воюют за Него.
Так набирает Он Себе солдат из среды Своих врагов, как некогда превратил гонителя Савла в проповедника Павла. Поэтому я не удивлен, что, как утверждал Сам наш Спаситель, при дворе небесном больше радости бывает о покаянии одного грешника, нежели о добродетелях множества праведных мужей, не имеющих нужды в покаянии.
Нет сомнения в том, что обращение столь многих грешников и злодеев сотворит ныне столь же много пользы, сколь много вреда причинили прежние их деяния.
Радуйся же, град святой, освященный Всевышним и соделанный Его скинией, дабы это поколение могло быть спасено в тебе и тобою! Радуйся, столица великого Царя, источник столь многих радостных и неслыханных чудес! Радуйся, владычица наций и царица провинций, наследие патриархов, мать апостолов и пророков, источник веры и славы народа христианского!
Если Бог попустил, что тебя столь часто осаждали, то единственно ради того, чтобы представить отважным случай проявить доблесть и стяжать бессмертие.
Радуйся, страна обетованная, бывшая родником молока и меда для своих древних обитателей, ныне же ставшая родником целительной благодати и животворной пищи для всей земли!
Да, говорю я, ты — та добрая и превосходная почва, что в плодородные недра свои приняла небесное семя из сердца предвечного Отца. Что за богатый урожай мучеников взрастила ты из этого семени!
Твоя богатая почва произвела чудесные примеры всяческой христианской добродетели для всей земли — иные из них принесли плода в тридцать крат, другие в шестьдесят, а иные же во сто.
Потому видевшие тебя счастливо исполнены огромным изобилием твоей сладости и вскормлены твоей великою щедростью. Повсеместно, куда идут они, распространяют славу о твоем прекрасном великодушии и рассказывают о сиянии славы твоей тем, кто ее не видал, возвещая чудеса, в тебе совершенные, даже до края земли.
Воистину, славное говорят о тебе, град Божий!
Источник — Похвала новому рыцарству
Выложил — Мэлфис К.