Дознание и неминуемое признание

У инквизиторов было множество «гуманных» средств для того, чтобы сломить волю своей жертвы. В определенном смысле заключение в тюрьму уже являлось пыткой.
Тюрьма XV-XVI вв. — это зловонная темница, в которой многие умирали от заболеваний. Они могли держать узника годами в тюрьме без следствия и суда, создавая у него впечатление, что он заживо погребен. Инквизиторы не дорожили временем, они могли ждать.

За заключенным строго следили, чтобы не допустить самоубийства. Они могли поместить свою жертву, как это делали в Венеции, в камеру с подвижными стенами, которые ежедневно сближались на вершок, угрожая неминуемо раздавить узника, или в камеру, которую постепенно заливала вода.
Профессор Иоганн Мейфарт на основании собственного опыта писал в 1635 г., что «заключенных кормят только пересоленной едой и все их питье смешивается с селедочным рассолом, и им не дают ни глотка чистого вина, пива или воды, что поддерживает в них состояние постоянной жажды… Но подобная жестокая, неистовая, испепеляющая жажда не считается инквизиторами пыткой».

Узника могли морить голодом, мучить его жаждой, держать в сыром, темном и зловонном подземелье, где крысы и насекомые превращали жизнь его в сущий ад.
Для убеждения обвиняемого дать требуемые от него показания к нему в камеру подсаживались специально натренированные для этого провокаторы, которые, прикидываясь единомышленниками и доброжелателями обвиняемого, стремились или заполучить против него новые улики, или убедить его сознаться.
Если это не давало результатов, то с этой же целью использовали жену и детей, слезы и убеждения которых могли сделать жертву более сговорчивой. Могли симулировать суд в надежде, что после вынесения ложного смертного приговора жертва в порыве отчаяния «заговорит». После угроз прибегали к ласкам.
Заключенного выводили из его смрадной тюрьмы и помещали в удобной комнате, где его хорошо кормили и где с ним обращались с видимой добротой в расчете, что его решимость ослабнет, колеблясь между надеждой и отчаянием.

При заключении в тюрьму обвиняемого в колдовстве публично раздевали догола и тщательно осматривали на предмет отметки дьявола, за которую могли принять любое нарушение пигментации кожи: бородавки, родинки, мозоли, рубцы, причем особо тщательно обследовались половые органы и задний проход.
Кроме отметок искали амулеты с заклинаниями против боли, которые могли быть в любом отверстии тела или в волосах. Чтобы облегчить поиски отметок и амулетов все волосы на голове и теле сбривались.

«Раздевание проводится безо всякого уважения к чести и достоинству людей; — свидетельствует Филипп Лимбох (1695 г.), — раздевают не только мужчин, но и женщин, и девственниц, большинство из которых добродетельны и целомудренны. 
И их заставляют не только раздеться до нижней сорочки, но снять и ее и обнажить половые органы». 
Можно представить, какой сильнейший эмоциональный шок от этого публичного раздевания и обследования под насмешками злорадной толпы наступал у женщин, воспитанных в целомудрии и стыдливости.
Это была настоящая моральная пытка, часть системы направленной на то чтобы сломить обвиняемого. Часто во время раздевания женщину насиловали, как это произошло с фрау Пеллер во время суда над ней в Рейнбахе в 1631 г.

Дьявольские отметки были, по общему мнению, нечувствительны: если в них втыкали длинную булавку, боль не должна была ощущаться, а кровь — сочиться. Поэтому, если отметка не обнаруживалась сразу же, начиналось исследование тела с помощью булавки…
Все эти многочисленные средства «гуманного» воздействия приносили свой результат, почти все узники инквизиции кончали тем, что признавали не только действительные, но и вымышленные преступления против веры. Но инквизиторам требовались, кроме признания, еще и выдача соучастников и, наконец, отречение от «греховных заблуждений» и примирение с церковью. А все это давалось с еще большим трудом, чем признание.

Когда инквизиторы приходили к заключению, что уговорами, угрозами, хитростью невозможно сломить обвиняемого, они прибегали к насилию, к пыткам, исходя из посылки, что физические муки просвещают разум значительно эффективнее, чем муки моральные.

В принципе разрешенная как самая крайняя мера, пытка на самом деле использовалась регулярно и могла быть применена к любому свидетелю. Она была санкционирована в 1257 году папой Иннокентием IV в его булле «Ad extirpanda».
Впоследствии многие папы подтверждали этот документ. Пытки были запрещены в 1816 г. папой Пием VII. Гражданские власти также применяли пытки, однако инквизиторы расширили и систематизировали их.

Пытка считалась необходимостью, иначе ведьм, которым помогает дьявол, не принудишь к признанию. Даже, если обвиняемый признавался без пытки, он все равно должен был повторить свое признание под пыткой, ибо допускалось, что он мог специально признаться, чтобы избежать пытки и его показания ненадежны. Пыткам подвергался любой обвиняемый, отказавшийся от признания. После этого он, как правило, почти всегда говорил нужные слова.
Доводы скептиков, что пытками можно вырвать признание у любого невинного, отвергались еще более неожиданным аргументом.
Демонологи вроде Дельрио разъясняли, что господь по своей неизмеримой благости никогда не допустит, чтобы при искоренении бесовских слуг пострадали невинные. На основе такой логики каждый арестованный уже самим фактом ареста превращался в виновного.
Это убеждение подкреплялось тем обстоятельством, что, как правило, никто не выходил из застенков живым. А во время самих пыток любое поведение жертвы считалось признаком вины, тем более что подразумевалось незримое присутствие при допросе Сатаны.

Первая стадия пыток начиналась с угроз и продолжалась введением жертвы в комнату пыток, чтобы та могла увидеть, что ей предстояло вытерпеть. На этой стадии вызывания ужаса, палач объяснял использование каждого инструмента и характер вызываемой им боли.
Затем осуществлялась предварительная пытка, не слишком жестокая, если так можно выразиться.
Предварительной пытке уделялось настолько незначительное значение, что ее не брали во внимание и констатировали: «Заключенный признался без пытки».

Если этого было недостаточно, т.е. обвиняемый, несмотря на угрозы и обещания дарования жизни, продолжают упорствовать, не «признавался» или отказывался указать сообщников, то «спокойно и сдержанно, — как изъясняется палач-методист Сьер ле Буве, — подвергают его пытке, пока заключенный не сможет больше терпеть».
«Во время пыток ему задаются вопросы касательно тех проступков, за которые его пытают. Вначале задают вопросы, затрагивающие более мелкие проступки»,[[- поучает далее «Молот ведьм».
«Судья не должен обращать внимания на крики и вопли: проявляя слишком большую жалость, он теряет возможность выявить правду», — снова предупреждает Буве.

Обычно применяли пытки на основе дыбы. Руки жертвы связывали за спиной веревкой, пропущенной через прикрепленный к потолку шкив.
С помощью этого приспособления жертву поднимали над полом. Под воздействием веса тела руки выворачивались назад, что само по себе было небезболезненно. Однако пытка только начиналась. Чтобы вывернуть плечевой сустав к ногам подвешивали груз. Затем палач и его подручные начинали развлекаться, кто как мог.
С помощью тисков расплющивали пальцы, терзали раскаленными щипцами или, если не хватало воображения, просто секли. Никто, разумеется не ограничивал садистскую фантазию судей и палачей. Не удовлетворяясь стандартными методами, многие живодеры применяли специальные пытки, свои любимые.

Закон разрешал применять пытку только один раз и повторять ее если представлялось новое подтверждение вины. Но отцы-инквизиторы, истязая человека в свое удовольствие, сколько им было угодно, приводили в свое оправдание тот резон, что они пытку вовсе не повторяют, а продолжают.
Закон же вовсе не указывал в точности, сколько времени должна продолжаться пытка, то есть, так сказать, один ее сеанс, а потому можно было продолжать ее неделями, месяцами.
Если же по временам пытаемому давался «отдых», то это служило лишь доказательством милосердия судей. Напомню, что эти промежутки отдыха несчастный проводил в таких ужасных подземных норах, что содержание в них служило не отдыхом, а прямым продолжением пытки и, в сущности, имело целью окончательно подорвать и нравственные, и физические силы заключенного.

Если обвиняемый заявлял, что он болен, его лечили, например, вливанием кипятка в подмышечные впадины, это восстанавливало здоровье столь быстро, «что казалось чудом». Если заключенный терял сознание, его обливали водой или вливали в ноздри уксус. Наготове были врачи, чтобы прекратить пытку, если жертва была близка к смерти.

Если и это не сломало обвиняемого, прибегали к чрезвычайной пытке.
Палач подтягивал жертву под самый потолок и отпускал веревку, и та летела вниз, резко останавливаясь за несколько футов до пола. От этого толчка кости ломались, суставы вывихивались, нервные волокна рвались. Применение данной пытки более трех раз обычно приводило к смерти, могли оторваться руки.

Можно только поражаться силе духа некоторых подсудимых, подвергавшихся страшным мучениям.

• В 1630 г. некую Барбару Шварц подвергли пытке 8 раз и, не добившись признания, бросили на 3 года в бамбергскую тюрьму.
• В Нордлингене в 1591 г. одну девушку пытали 22 раза.
• В другом случае протокол зафиксировал, что пытку возобновляли 53 раза!

Как только обвиняемый признавался виновным, писарь составлял relatio, что-то вроде официального меморандума или сообщения для печати, включающего признание жертвы, написанное от первого лица, как будто продиктованное им самим, даже если обвиняемый односложно отвечал на заготовленные вопросы или кивал головой, возможно, находясь под пыткой.
Вынужденный признаться под пыткой, обвиняемый, памятуя о пыточной палате, должен был повторить свое признание «добровольно и непринужденно, без давления или страха», о чем и записывалось в судебный протокол.

Признавшийся не мог отказаться от своих показаний вследствие нескольких практических причин. Если они отрекались во время судебной процедуры, они немедленно возвращались в комнату пыток. Если они отрицали свое признание на пути к месту казни, им не предоставлялась «милость» в виде удушения, и они сжигались живьем.

Иоганн Мейфарт передает слова палача своей жертве, у которой только что вырвал признание:
«Теперь ты сделала свои признания. Ты будешь снова их отрицать? Скажи мне это сейчас, когда я еще рядом с тобой, и снова подвешу тебя. И если ты отречешься завтра или послезавтра или перед судом, то снова попадешь ко мне в руки, и тогда узнаешь, что я только забавлялся с тобой. Я буду мучить и пытать тебя так, что даже камень заплачет от жалости».

Источник — Нет сведений 
Выложил — Мэлфис К.