Василевсы византии — Пленники собственной власти

Кем были византийские василевсы — вершителями человеческих судеб или несчастными жертвами борьбы за трон? Наместниками бога на земле или пленниками закостенелых традиций? В этой статье мы постараемся поднять завесу тайны и выяснить как всё было на самом деле.

«Тому, кто появится на свет, нельзя не умереть; но тому, кто однажды царствовал, скитаться изгнанником — невыносимо! Не дай мне Бог лишиться этой багряницы и дожить до того дня, в который встречающиеся со мной не будут приветствовать меня как царицу! Итак, государь! Если хочешь спасти себя бегством, это не трудно! У нас много денег, вот — море, вот — суда! Но смотри, чтоб после, когда ты будешь спасен, не пришлось тебе когда-нибудь предпочесть смерть такому спасению. Нравится мне старинное слово, что царская власть — прекрасный саван».
Царица Феодора — Юстиниану, во время восстания «Ника».
Прокопий Кесарийский. «История войны римлян с персами».

Магия власти, величие фигуры византийского императора, высоко возвышавшегося над пирамидой социальной иерархии, — все это в Византии могло так легко обратиться в прах. И это прекрасно понимали и сами носители власти.
Власть являла собой знак, символ: не случайно каждый византийский император никогда не называл себя в первом лице, — о себе он всегда говорил — «моя Царственность», словно «отстраняя» саму идею власти от ее носителя.
Интересно, что византийская политическая литература, внесла немалый вклад в то, что называетсяKaiserkritik — «критика императора». Однако критике может подвергаться конкретный император — тот или иной человек, но не принцип, не идея, не символика монархической власти.

Византийский император символизировал саму власть, ее божественное происхождение: земной правитель был воплощением в земной жизни Высшей власти и двухместный трон, на одной из частей которого восседал сам василевс, а на другой лежал крест, был визуальным воплощением этой символики.
Император имел «эксклюзивное» право, на определенные цвета: пурпур, золото и белоснежную. чистоту. Правда, такие мастера слова, как Никита Хониат или Феодор Продром, умело пользовались этой палитрой, чтобы, желая осторожно дезавуировать царственного героя, переосмыслить эти цвета, отождествляемые, когда нужно с желчью, кровью, пухом слабой голубки.

Однако чаще тот же Никита Хониат или Михаил Пселл, характеризуя отрицательных царственных персонажей, будут писать о «пестроте» их натуры или «окрасят» их в немыслимой фиолетовый или кричащий зеленый цвета.
Для читателя это было знаком, ведь императрицы рожали в специальной палате дворца, стены которой были выложены порфиром. В соответствии с этим, дети, рожденные от царствующих династов, назывались Порфирогенитами — Багрянородными, что придавало дополнительный акцент в вопросе о легитимизации власти.

Апогеем выражения царского величия был византийский императорский церемониал — с глубокой проскинезой визитеров, с использованием техники (рычащие механические львы и поющие искусственные павлины, вздымающийся трон и т.п.).

Лиутпранд Кремонский прекрасно описал впечатление от царского приема в византийском дворце:«Бронзовое позолоченное дерево стояло перед троном царя, ветки дерева кишели отлитыми из бронзы и позолоченными птицами, каждая из которых пела на свой лад.
Трон царя был так устроен, что мог подниматься на разные уровни. Его охраняли необычной величины львы, также позолоченные. Они били о землю хвостом, раскрывали пасть, и, двигая языком, громко ревели. И когда при моем появлении началось рыканье львов и птицы запели на ветках, я преисполнился страхом и удивлением.
Приветствовав затем трехкратным преклонением царя и подняв голову, я узрел того, кто перед тем сидел на небольшом расстоянии от пола, восседавшим уже в ином одеянии под самым потолком. И как это произошло, я не мог объяснить».

Допуск к императору был особой церемонией, включавшей в себя прохождение через многочисленные залы, портики, колоннады дворца, и лишь в самом конце удостаивающий посла лицезрения правителя.

Всему в имперской канцелярии велись подробные записи — о ходе церемоний, о суммах дарственных выплат, о ритуальных перемещениях из одной залы в другую. Составлялись и специальные тактиконы — обрядники, предписывавшие, кто из придворных чинов в каком порядке должен занимать места на царских обедах или приемах.

Василевс выполнял и административно-законодательные функции. Но он не только был законодателем, он сам был воплощением закона, гарантией от произвола.
Поддержание законопорядка было равнозначным сохранению традиций, вот почему, даже осуществляя фактически реформы, византийские императоры не называли их так: в повествовательной части постановлений указывалось на некие древние традиции, которые почему-то были забыты, а теперь мол восстанавливаются в своих правах. Государственно-юридическая идеология была ориентирована на прошлое, на традиционализм.

В соответствии со своими полномочиями император осуществлял и экзекутивные функции. По его приказу творилась казнь и наказания; император смещал с должностей, отправлял в ссылку, одним словом имел неограниченную власть над индивидуумом. Но, оглядывая целиком византийское тысячелетие, можно подумать, что и не было более беззащитной фигуры, чем византийский император.

Из 107 василевсов, правивших между 395 и 1453 г., только 34 умерли естественной смертью, либо пали жертвой несчастного случая. Остальные были смещены, ослеплены, убиты, сосланы, словом, погибали насильственно — это вдвое больше, чем за тот же срок в Германии!

Византия пережила 65 крупных дворцовых переворотов, не считая мелких мятежей и придворных интриг. Дело в том, что византийская верховная власть не была обеспечена юридически: не было ни закона о престолонаследии, ни единого принципа передачи власти.

Царствующий монарх обычно при жизни объявлял наследника (наследников), делая его (их) соправителями. Старший или наиболее желанный становился затем, — если, конечно, умудрялся выжить, будучи еще наследником, — царем. Но им мог быть совсем не обязательно старший сын или брат покойного императора. Часто им становился зять, племянник, другой родственник, а то и просто «усыновленный» фаворит, не имеющий кровного родства.

Узурпация власти, хоть в принципе и осуждалась, была в порядке вещей в течение всех периодов византийской истории. И что важнее, византийские правители сами осознавали бренность своей власти, царский церемониал предусматривал и данный аспект императорской идеи.

Официальные мозаичные парадные портреты василевсов демонстрируют их в полном властном облачении, держащими державу, но в другой руке часто — акакию (мешочек с прахом). Став императором, венчанный патриархом в храме св. Софии венценосец совершал ритуальный выбор мрамора для своего саркофага.

Император принимал участие в триумфальных шествиях по случаю военных побед, которые правда отличались от древнеримскиъ: у Золотых ворот император спешивался с колесницы, на которую водружалась икона Богородицы-Одигитрии, и далее монарх верхом на коне или пешком шествовал по Месе, — главной улице Константинополя, вслед за образом, демонстрируя, кто был истинным предводителем в бою.

Наконец, император был ограничен в передвижении: он должен был находиться в столице, во дворце, символизируя неколебимость власти.
Лишь отлучки в победоносные военные походы были «простительны». Когда же на излете византийского тысячелетия Иоанн VIII Палеолог вынужден был по три года странствовать по странам Западной Европы в поисках денег и помощи для оказания отпора османскому завоеванию, это не встречало понимания у византийцев.

Византийский императорский портрет — на церковных стенных росписях или мозаиках, в книжных миниатюрах, на буллах и аверсах монет — строг и соответствует определенным условным требованиям.
Он воплощает не столько человеческую индивидуальность, сколько идею — идею императорской власти. Поэтому ничего удивительного, с византийской точки зрения, не было в знаменитой истории с одной из парадных мозаичных композиций на хорах константинопольского Храма св. Софии.

Были заказаны и выполнены парные ктиторские портреты в рост императорской четы — багрянородной императрицы Зои и ее мужа-императора.
Но Зоя трижды была замужем — за Романом III Аргиром (1028-34), за Михаилом IV (1034-1041) и, наконец, за Константином VIII. При всех изменениях ни лик, ни фигура не заменялись мозаичистами — менялась только надпись с именем императора: это хорошо видно, т.к. длинное слово «Константин» с трудом умещалось в пространство прежнего соскобленного имени. Несоответствие форм и толщины букв в написании имени не смущало: таковы были законы жанра.

Heisenberg A. Die Byzantinistik nach dem Weltkrieg und ihre Ziele // Actes du IIIe Congrиs International d’Йtudes Byzantines. Athиnes, 1932. P. 66-72., Podskalsky G. Byzantinische Reichseschatologie. Die Periodisierung der Weltgeschichte in der vier GroЯreichen (Daniel 2 und 7) und dem Tausendjдhrigen Friedensreiche (Apok. 20). Mьnchen, 1972., Чичуров И.С. Место «Хронографии» Феофана в ранневизантийской историографической традиции (IV-начало IX в.) // Древнейшие государства на территории СССР. 1981. М., 1983. С. 99-107., Чичуров И.С. Политическая идеология средневековья. Византия и Русь. М., 1990. С. 26-27., Цит. по: Прокопий Кесарийский. История войны римлян с персами. СПб., 1876. С. 332., . Грабар А. Император в византийском искусстве. М., 2000 (Grabar A. L’empereur dans l’art byzantin. Paris, 1936); Spatharakis I. The Portrait in Byzantine Illuminated Manuscripts. Leiden, 1976.