Завоевание Константинополя турками

Мехмед II и Константин Палеолог

Покинув свое уединение для воины с христианами, Мурад уже не возвращался более к отшельнической жизни и всю остальную жизнь свою провел среди битв, его армии несколько раз опустошали границы Венгрии, он умер во время приготовлений к осаде Константинополя.
Преемник его Мехмед II задался единственной мыслью — перейти через Босфор и разрушить все, что оставалось от Греческой империи. Уже турки выстроили крепость на левом берегу пролива, в трех милях выше Византии; в первое же время царствования Мехмеда II и другая крепость была воздвигнута на левом берегу пролива и становилась угрозою и признаком последней страшной войны.

Константин Палеолог и Мехмед, воцарившиеся почти одновременно, один — на престоле цезарей, другой — на троне османов, не менее различны были между собою как по характеру, так и по судьбе. Первый обладал всеми добродетелями, которые могут придать величие несчастию и окружить некоторой славой даже падение империи, второй был предан всем необузданным страстям победителей, и в особенности таких, которые злоупотребляют победою и составляют отчаяние побежденных.

Между тем как Мехмед собирал свои силы, чтобы произвести нападение на столицу Греции, Константин взывал о помощи к христианскому миру. Папа возвещал в своих циркулярах всем христианам на Западе об опасности, в которой находилась Византия; но апостольские увещания не могли пробудить энтузиазма к Крестовым походам.
Во Франции, Англии, Германии и даже Италии на опасности империи смотрели как на воображаемые или считали падение ее неизбежным; владетельные князья Морей и архипелага, Венгрии и Болгарии, иные из страха, другие из зависти, отказывались принимать участие в войне, от которой зависело решение их участи. Но так как Генуя и Венеция имели конторы и торговые учреждения в Константинополе, то на защиту императорского города было отправлено 2000 римских воинов под предводительством кардинала Исидора. Вот и вся помощь, которую получила тогда Греция со стороны Запада.

Такое равнодушие христианского мира не было еще в настоящем случае самым большим несчастьем для знаменитого города. Большая часть его граждан также оставались равнодушными к угрожавшим ему опасностям, безумный фанатизм не допускал их обращаться за помощью к латинянам. Вместо того, чтобы слушать Константина, призывавшего их на защиту отечества, они с увлечением слушали предсказания монаха Геннадия и врагов латинской церкви, которые постоянно твердили, что все потеряно; самые яростные фанатики договаривались до того, что они желают лучше видеть в Константинополе чалму Мухаммеда, чем тиару римского папы.

Слепой фатализм, овладевший страстно возбужденной толпою, внушал ей, что Византия обречена на гибель самим Богом и что было бы нечестием восставать против предопределений Божественного гнева. Эгоизм, эта язва народов, близких к падению, побуждал богатых скрывать свои сокровища, и для того, чтобы укрепить императорский город, пришлось обирать церкви. Наконец, в угрожаемой столице этой древней империи, которая носила еще название Римской, накануне того дня, когда должны были погибнуть ее законы, ее верования и само имя ее, нашлось не более 4970 защитников.

Между тем как греки забывали таким образом об опасности, грозящей Византии, враги их воодушевлялись все более и более энтузиазмом победы. В них как бы возродилось то рвение и тот воинственный фанатизм, который воодушевлял сподвижников Омара и первых борцов ислама. Из всех стран, лежащих на пространстве от Тигра и Евфрата до берегов Ибера и Дуная, собирались мусульманские воины, привлекаемые надеждою завоевать город цезарей и обогатиться остатками Греции.

Мехмед II выступил из Адрианополя во главе своей армии в первых числах марта 1453 г. В первых числах апреля знамя султана было водружено перед воротами св. Романа (ныне Пушкарные ворота). При этой достопамятной осаде и осаждающие, и осаждаемые применили к делу все изобретения военного искусства, все усовершенствования, произведенные в нем от древнейших до позднейших времен.

Во время приступов и при защите совместно действовали порох, недавно изобретенный в Европе, и греческий огонь — старинное оружие Востока; лук из рога или слоновой кости метал стрелы, а из баллисты вылетали бревна и каменья; тараны потрясали стены, между тем как артиллерия изрыгала на дальнее расстояние свинцовые пули и гранитные или железные ядра. История того времени с удивлением упоминает об одной пушке в 12 пальм калибра, которая выбрасывала на расстояние мили массу камня до 600 центнеров весом!



Палатки турок были раскинуты на пространстве нескольких миль от гавани до берегов Пропонтиды. Ежедневно, говорит османский писатель, это полчище осаждающих бросалось на укрепления и башни города, подобно волнам разлившегося моря.

Осада и Штурм Константинополя

Вооружившиеся греки вместе с венецианцами и генуэзцами составляли гарнизон не более как в 9.000 или 10.000 человек. Эти самоотверженные ополченцы бодрствовали день и ночь на башнях и укреплениях и беспрерывно должны были то отражать приступы, то исправлять проломы, то защищать подступы ко рвам. Герои поспевали повсюду, и их доставало на все, так как они были воодушевлены присутствием своих вождей и особенно примером Константина.

В первое время осады осаждаемые сохраняли за собою одно преимущество: город был недоступен по направлению к Пропонтиде и со стороны порта. Гавань, при входе в которую была протянута цепь, оставалась закрытой для мусульманских судов и открывалась только для христианских кораблей, доставлявших в город военные снаряды и всякого рода помощь. Мехмед решился перевести свой флот из Босфора в гавань. Мусульмане, повествует османская история, перетащили с моря на берег суда свои, «величиною с гору».

Натерев их салом и разукрасив флагами, они волочили их по земле на подъемах и на спусках и доставили в те воды, которые омывают стены города. Этот флот, вышедший из долины Долма-Баши, прошел позади Галаты и остановился на том пункте берега, где теперь находится арсенал. Это предприятие привело в ужас осажденных и принудило их разделить свои силы для защиты стен со стороны порта, которые не позаботились укрепить. В то же время турки не прерывали нападений со стороны ворот св. Романа и по всей линии, начиная от ворот Карсийских до ворот Селиврийских.

Во время осады не раз поднимался вопрос о капитуляции. Мехмед требовал, чтобы ему предоставили столицу той империи, все пять провинций которой уже находились в его власти; султан угрожал императору истребить его со всем семейством и рассеять его народ по всей земле, если он будет настаивать на сопротивлении. Мехмед предлагал своему врагу владение в Пелопоннесе; Константин предпочел умереть со славою.

27 мая султан, посоветовавшись со своими гадателями, повелел объявить решительное общее выступление; все богатства Константинополя, греческие женщины, пленники должны были служить наградою храбрости его воинов; себе он оставлял только город и здания. Он сам проходил по рядам своей армии, снова обещал своим воинам отдать им Византию на разграбление и поклялся именем отца своего Мурада, сыновьями своими и четырьмя тысячами пророков, что город будет взят через три дня. 200.000 османлисов также поклялись своим оружием и отвечали все в один голос: «Бог есть Бог, и Мухаммед — его пророк».

После захода солнца и ночь не помешала продолжить осадные работы; у каждого мусульманского воина к острию копья был прикреплен зажженный факел, что и послужило поводом турецкому истор ику сказать, что местность, окружающая город, была похожа «на поле, покрытое розами и тюльпанами». Глубочайшее молчание царствовало в лагере, где вс е были заняты переноской и исправлением машин; до самого рассвета тишина вокруг городских укреплений прерывалась только возгласами муэдзина, призывавшего правоверных на молитву и часто повторявшего слова из Корана: «Будет большая битва при взятии Константинополя».

На другой день Константин собрал в своем дворце вождей храброго ополчения, защищавшего вместе с ним укрепления Византии. Между греками, составлявшими этот последний совет, были друг Палеолога Франдзи, один из историков этой несчастной эпохи; великий дука Нотара, которого Мехмед упрекал по окончании осады в том, что он скрыл свои богатства; игумен иноков св. Василия, благочестивых людей, преданных своему отечеству; командир 300 критских стрелков, поспешивший прибыть в императорский город при первом слухе о предстоящей войне.

Из латинян присутствовал Джустиниани, начальник генуэзских воинов, и вождь венецианского ополчения кардинал Исидор, который на свой собственный счет велел исправить порученные ему укрепления и во все время осады сражался во главе воинов, прибывших с ним из Италии. Горячими убеждениями Константин старался ободрить и обнадежить своих товарищей по оружию, напоминая грекам об их отечестве и об их семействах, латинянам — об их вере и о Западе, угрожаемых варварами.

В продолжение его речи все заливались слезами, и сам он был так взволнован, что едва мог найти несколько слов, чтобы объявить о предстоящем на другой день сражении. Прощаясь со всеми этими знаменитыми вождями, Константин сказал им: «До завтрашнего славного дня!» После этого император пошел в храм св. Софии и причастился Святых Таинств. Благочестивое смирение, с которым он испрашивал прощения своих прегрешений, слова, которые он произнес, обращаясь к народу, и в которых чувствовалось прощание навсегда, могли только способствовать усилению общей скорби и уныния.

Гибель Византийской империи

Наконец наступил последний день Римской империи. 29 мая 1453 г. раздались звуки труб и барабанов в турецком лагере; приступ был сделан одновременно со стороны порта и со стороны ворот св. Романа; толпы мусульман хлынули на укрепления; историк Франдзи сравнивает эти сплошные ряды с огромной веревкой, которая как бы обвила вокруг и стиснула весь город. После двух часов страшного натиска Мехмед выступил вперед с отборными отрядами и 10.000 янычар.

Осаждаемые выдержали этот приступ с удивительным мужеством, и армия османская как будто поколебалась, когда вдруг Джустиниани, который сражался возле Адрианопольских ворот, был поражен стрелою. Увидев свою кровь, он растерялся, велел нести себя в Галату, где через насколько дней и умер от стыда и отчаяния. Это подобие бегства повлекло за собою отступление генуэзцев и венецианцев; греки, оставшись одни, не могли больше сопротивляться полчищам врагов своих. В эту минуту, говорит турецкий историк ходжа Эффенди, император, окруженный храбрейшими воинами, находился в своем дворце, близ ворот Карсийских.

Он мог видеть оттуда, что турки перебрались через стены со стороны гавани и что со стороны ворот св. Романа воины Мехмеда толпами входили в город. Тогда Константин, схватив меч, в сопровождении своих верных слуг бросился навстречу неприятелю. История не смогла узнать, был ли он задавлен в толпе сражающихся или погиб от меча победителя; известно только, что он исчез среди смятения в этот ужасный день и что конец его жизни был последней славою империи.

Избиение безоружных жителей, разграбление города, осквернение священных мест, оскорбление девиц и женщин, заключение в оковы целого населения — вот предметы повествований летописей того времени — турецких, греческих, латинских. Такова была судьба этого императорского города, который частые восстания покрыли развалинами и который сделался наконец игрушкою и добычею народа, с давних времен презираемого им.


Источник — Компиляция на основе книги Жозефа Мишо. «История крестовых походов.» 
Выложил — Мэлфис К.


Подписаться
Уведомить о
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
 
 
Также вас может заинтересовать:

Интересное

Древний Рим. Прически, украшения, косметика
Кафтан или «бронехалат»

Наверх