Воинский строй и снаряжение «варварской» европы

«Дружина-свита» клановых вождей ушла в прошлое вместе с родовой, кровнородственной общиной везде, где проходили волны Великого переселения: в Поднепровье — уже во II в., на севере несколько позднее.
Родовая община с замашками кланово-кастового строя, породившая системы элитарных воинских искусств у самых разных народов, от кельтов до японцев, уступила место обществу соседской (сельской) общины и «военной демократии» — всеобщего вооружения, массового и ограниченного в плане формирования постоянного войска-дружины.

Большие щиты были бесспорной принадлежностью плотного строя, возникшего еще на заре цивилизации в противовес колесницам и лучникам «дружины-свиты» как традиционный способ ведения боя родовой общины, сохранявшегося в сельских, и городских («полисных»), и в общинно-государственных, от Египта до Рима, ее формах.
Однако плотный строй ограничивал возможности ведения ближнего рукопашного боя, вовсе исключая индивидуальный бой. Став магистральным направлением развития военного дела, плотный (сомкнутый) строй совершенствовался в первую очередь в слаженности действий бойцов и их вооружении, единообразном и качественном.

В Средиземноморье появляются столь характерные для фаланги и легиона образцы вооружения, как сарисса и пилум, ксифос и гладиус, аспис и скутум. Высокий уровень военной организации и оружейного производства вне государственной системы был исключен, что относится к праславянам и к германцам «доготского» периода, т. е. III — IV вв., когда германские наемники в Риме еще не стали массовым явлением и тем более основой военной системы.
Рукопашный бой в сомкнутом строю мог быть эффективным только при широком распространении меча — массивного двухлезвийного клинка, приспособленного для рубящих и тычково-колющих ударов; без него фаланга пригодна в основном для защиты от метательного оружия — и прикрытия метателей, а в стадии рукопашного боя распадается на отдельные схватки.
Распространение меча у славян связано исключительно с внешним влиянием, и на протяжении всего средневековья меч оставался оружием элиты и профессиональных воинов — не более 20 — 25% войска.

Перспективнее и проще, чем совершенствовать собственную фалангу, древним славянам было обзавестись кавалерией в качестве основной ударной силы. Щитоносцы, не имея вооружения и организации тяжелой пехоты — гоплитов и легионеров, могли сдержать удар конницы, но не ответить на него. Эта функция возлагалась на легкую пехоту — стрелков и метателей — и всадников.
Действуя против войск римской школы, славяне вынуждены были придерживаться строго наступательной тактики (так как встретить атаку тяжелой пехоты славянское племенное ополчение было не в состоянии), и действовали они в рассыпном строю, поддерживая конницу, в которой преимущество было за многочисленными и привычными к индивидуальному бою «варварами» (в нашем случае — славянскими воинами).
Традиции индивидуального боя, в клановом обществе достигавшие уровня искусства, поднимаясь над прикладным назначением,в эпоху «военной демократии» не утратили своего значения, а приобрели массовую форму, потеснив элитные клановые «священные» школы — там, где они, конечно, сложились.

Поскольку основой славянской военной системы были локальные действия, а не истребление противника, «правильная» тактика, плановый захват территории и т. д. (что характерно для постоянных армий и оправдывает их существование), постольку и задачей воинского обучения было выживание в бою — в поединке, групповой схватке, стычке с превосходящим неприятелем — одиночного бойца, а затем и согласованные действия отряда.
Уступая «цивилизованным» народам в вооружении и «профессионализме», славяне превосходили их в мастерстве скрадывания, использования условий местности, организации разведки, засад и внезапных нападений либо уклонения от нежелательного боя — всего того, что обозначалось термином «скифская война».
Римляне всегда добивались успеха, имея достаточное для взаимной поддержки количество легкой и тяжелой пехоты (причем обученной, единообразной по вооружению и комплекту комсостава), зная неприятеля и местность. Преимущество «варваров» было в большей приспособляемости к условиям ведения войны, гибкой тактике и стратегии, в которой открытый бой не был единственным средством достижения победы.
Если же учесть неограниченные резервы всенародного войска, то неудивительно, что методами пограничной войны древние славяне сумели провести успешную завоевательную войну на коренных землях средиземноморской цивилизации.

Смешанный строй щитоносцев и метателей римляне одолевали еще на заре манипулярного строя силой копейного удара — «до триариев», т.е. не переходя к ближнему рукопашному бою, ultima ratio римской тактики.

Но дистанционный бой, сочетавший обстрел и ручное метание с периодическими массированными атаками конницы и пехоты, приобретая комплексно-этапный характер, лишил римлян их традиционного преимущества в маневре и способности к бою на различных дистанциях.
Так был преодолен «запас прочности» жесткой когортальной системы и стойкости легионера-наемника, чей солдатский профессионализм уступил перед живучестью и универсальной приспособленностью «варвара».

Приобретение черт «степняка» и степного комплекса вооружения было основным содержанием развития военной культуры древних славян эпохи Великого переселения народов, и начало ему было положено еще в эпоху «державы Германариха».
Сарматско-германско-славянский сплав готского войска не только сокрушил Рим, используя, правда, и сугубо римские достижения в военном деле, приобретенные в IV — V вв., но оказал огромное влияние на этнические и военно-культурные процессы Западной и Северной Европы. При этом, однако, именно в Восточной Европе были заложены основы его воинской мощи и воинских традиций.

Сопряжение тяжелой конницы — катафрактов — с кельтскими клановыми дружинами и римским всадничеством положило начало западноевропейской рыцарской культуре еще в легендарные времена V — VI вв.
Влияние митрианства и его иранских прототипов, сохранявшихся в Причерноморье вплоть до монгольского нашествия, сказалось на формировании германского воинского культа, мифах об Одине и Валгалле.

К той же традиции восходят и атрибуты внешнего облика представителей воинского сословия, заимствованные у митраистов и зороастрийцев и политеистами, и мусульманами, и христианами: отложенный влево чуб-«оселедец», обычно при бритой голове, и вислые усы.
Нужно ли говорить — ох, кажется, нужно! — что речь тут идет не о прямом этническом наследовании и даже не о прямой передаче культурной традиции.
Знаменитые прически запорожцев восходят к чубу и усам князя Святослава не напрямую, однако действительно наследуют давней традиции, растворившейся в воинском быте многих народов…

В области военного снаряжения многие изменения диктовались, безусловно, римлянами и византийцами. Наряду с традиционной подвязкой ножен меча к поясу так называемого кельтского типа распространяется плечевая портупея, первоначально — через левое плечо к правому боку, предназначенная для короткого меча и имевшая защитный клапан на плече и груди (становящийся как бы частью доспеха).

Со временем для ношения спаты всадники начинают использовать портупею через правое плечо, сменившуюся в готскую эпоху портупеей набедренной. Появляются исключительно как атрибут военной знати и народного воинского костюма — пластинчатые «золотые» пояса для ношения клинкового оружия, пришедшие на смену бронзовым защитным поясам древности, функции которых переходят к доспеху, либо… к широким кожаным поясам или многослойным кушакам, довольно надежно прикрывавшим живот, особенно в сочетании с засунутыми за них ножнами кинжала или ятагана.

Помимо меча римским наследием был и куполовидный шлем, зачастую охранявший гребень и полки, — такие шлемы знал не только Запад, но и Север Европы в 1-м тыс. н. э.
На исходе этого периода распространяются также щиты с поливариантным способом ношения благодаря четырехугольной лямочной рамке и плечевому ремню, наследовавшие черты некоторых разновидностей скутума и других средиземноморских щитов атичного времени.
Такие, обычно круглые или миндалевидные, щиты допускали и захват лямок кистью в ближнем бою, и отвесное строевое положение (предплечье вдоль щита кистью вверх), и перпендикулярное к предплечью, для маневренной схватки. Этот перечень можно дополнить использованием плечевого ремня, освобождающего для оружия обе руки и, с той же целью, смещение лямок к локтю.

К XIII — XIV вв., благодаря той же конструкции ремней, распространяется весьма удобное для конного строя ношение щита вдоль предплечья при обращенной вниз кисти.
Расположенный таким образом щит прикрывал и всадника, и грудь коня, позволял править им при помощи узды и давал возможность манипуляции щитом — например, удара нижним концом щита по пешему или в грудь коня противника. Для таранного копейного боя такое положение шита не годилось, зато в сабельной рубке было незаменимым.
Им был открыт путь еще одному заимствованию, уже не римскому, а итальянскому, через Венецию и Венгрию, — павезе, используемой как легкий «командирский» щит в коннице, в отличие от Западной Европы, где его применяли в пехоте, первоначально как стационарный заслон против лучников, продевая в осевой желоб не руку, а вбитый в землю кол.

Но при всем значении римского наследия в оборонительном вооружении принципы развития доспеха на заре средневековья диктовались степью. Здесь традиционный пластинчато-нашивной доспех скифских времен дополняется ламеллярным и кольчужным, что при общем прогрессе оружейного дела давало возможность оснащать доспехом большие массы всадников, пригодных и к сомкнутому строю и маневренному бою метательным или иным оружием.
Доспех, бывший прерогативой знати, в конце 1-го тыс. до н. э. находит широкое применение в дружинах сарматских катафрактов, а в эпоху «военной демократии» распространяется на большую часть конницы. Праславяне не пользовались специальным доспехом, благо защитные свойства имела и традиционная воинская одежда.

В большинстве своем те же викинги вообще не имели привычки к тяжелому доспеху. В битве при Стемфордбридже многие из них предпочли «умереть от оружия врагов, сняв кольчуги, чем от изнеможения, оставшись в них».

В целом процесс обеспечения массовым металлическим доспехом на Севере и Западе Европы шел медленнее, чем на Востоке. Упадок городской цивилизации в «темные века» на исходе эпохи Великого переселения (VI-VIII вв.) оставил от нашивного доспеха только кожаную основу, бронировавшуюся по мере возможности.
Наряду с кожаными колетами, оплечьями и пелеринами, известными на Руси как «бармы», повсеместно — и на Востоке, и на Западе, и у славян — появляется куртка из многослойного простеганного холста, приобретая позднее мягкую набивку, а иногда и проволочную простежку либо усиление в виде клепочных шайб-бляшек, как у западноевропейских «стрелковых курток».

В качестве легкого доспеха, поддоспешной одежды и даже основы нашивного доспеха стеганки на протяжении всех средних веков были самым распространенным элементом защитного снаряжения, традиционной одеждой ополченцев, особенно на Руси, где облаченное в «тегиляи» войско могло продолжать боевые действия и предпринимать походы в холодное время года, тогда как активность и рыцарей-латников, и кочевников-скотоводов в этот период резко снижалась, сводясь к более или менее активной обороне.
Следует добавить, что ворот «тегиляи» (или «тягиляя»), изображаемый обычно в походном положении, в бою мог быть застегнут и образовать лицевое прикрытие на манер забрала, образуя вместе с «бумажной шапкой» (тоже стеганого заменителя шлема) сравнительно дешевые, но достаточно эффективные против рубящего и ударного оружия «латы» полного прикрытия.
Правда, от укола — в том числе от удара стрелы — такой доспех берег намного хуже, а от копейного тарана — вообще никак…

Предпочтение, оказываемое в Западной Европе периода «темных веков» кожано-нашивному доспеху перед пластинчатым — римским ламинарным и восточным ламеллярным — диктовалось еще и тем, что именно чешуйчатый доспех или хотя бы пелерина были способны противостоять стрелам сложносоставного лука и тяжелым кавалерийским мечам — римской спате и кочевнической карте.

Будучи характерным и для римской, и для степной традиций, такой доспех распространяется у франков и кельто-романцев, вместе с остатками готских племен — «хрейдготами» и их «вельским житом» — золотом Рима проникает на Север, где — золотой век — легендарных V — VI вв. предварил вендельский период, эпоху становления оригинальной северогерманской военной культуры — культуры викингов.
Однако это был доспех ездящей пехоты, а воины Поднепровья прекрасно владели техникой верхового боя, где выживание воина обеспечивалось не столько защитным вооружением, сколько его подвижностью.

Приложение этого принципа к пешему бою дало серьезное преимущество скандинавским и славянским дружинам, предпочитавшим индивидуальный бой «стене» и облаченным в сравнительно легкие кольчуги, перед франкской и ромейской пехотой в тяжелых чешуйчатых доспехах (речь идет об элитных частях «палатинов», «спафариев» и прочих, сражавшихся в плотном строю и малоподвижных вне оного).

Со времен Великого переселения и на всем протяжении средних веков конница Восточной и Центральной Европы равно пользовалась и копьем, и луком, в отличие от Запада, где в коннице метательное оружие служило (если не всегда, то как правило) спортивным снарядом рыцарей, дававшим навыки прицеливания при копейном бое. Правда, «неблагородное» (но боеспособное) сопровождение рыцарей широко использовало арбалет именно для стрельбы с коня.
Есть эпизодические сведения об использовании «самострела» (арбалета) и в древнерусской тяжелой коннице в период ее расцвета. Каковы бы ни были доминанты военно-политических союзов Леса и Степи, направленных против Восточно-Римской империи, как бы ни складывались взаимоотношения внутри них, но комплекс вооружения всадника был сходным для всех принадлежавших к ним воинов, сражавшихся в конном строю вне зависимости от их происхождения.

При этом пехотное вооружение вполне можно считать славянским. Имя «анты», которое в эпоху каганатов носили племена юго-восточного славянского массива, восходит, по-видимому, к тюркскому «аньда», обозначающему усыновление или побратимство, чем емко характеризует положение славянских племен и воинов «под рукой» гуннских и аварских вождей.

Источник — «История боевых искусств: Россия и ее соседи» под редакцией Г.П. Панченко, 1997