Содержание
Семнадцатый век — это век отважных мореходов и кровожадных пиратов. На островах карибского бассейна того времени, пиратство переживало настоящий ренессанс, постепенно превращаясь из жалкой кучки головорезов-висельников, в мощную и хорошо отлаженную военную организацию. Как и в любой серьезной организации, в пестрой массе пиратов вскоре выявились разные социальные группы, со стороны все ещё выглядевшие как единая масса, но при ближайшем рассмотрении, являющихся уже совершенно самостоятельными. Две самые известные такие группы в пиратской среде носили имена буканьеров и флибустьеров.
Если с флибустьерами все было в общем-то понятно — под этим именем понимали «обычных» морских разбойников, то кто такие буканьеры? Об этом и пойдет наш рассказ.
Предками этого специфического сообщества пиратов были охотники за дикими буйволами на острове Испаньоле, прославившемся впоследствии под именем Сан-Доминго. Охотников этих называли буканьерами. К ним присоединились охотники за кабанами и медведями — в скором времени принявшие то же название. Эти люди жили безвыходно в лесах и обыкновенно по несколько месяцев не бывали дома. Возвратясь с охоты, они делили добычу свою и отправлялись на соседний остров Тортугу (Черепаший). Здесь продавали они поселенцам шкуры, копченое и соленое мясо убитых зверей, покупали на часть вырученных денег порох, свинец и другие необходимые вещи, а остальные проматывали.
Не переходя еще к настоящему предмету нашей истории — описанию подвигов флибустьеров, мы обозначим яснее людей, прославившихся под названием буканьеров и флибустьеров. Надобно заметить, что на буканьеров должно смотреть отдельно от флибустьеров, ибо хотя они и жили в некоторого рода союзе между собою, но действовали отдельно, и только впоследствии, вынужденные обстоятельствами, соединились теснее и стали действовать заодно.
Буканьеры, поселившиеся на Антильских островах, преимущественно же на острове Сан-Доминго, составляли по своему образу жизни совершенно отличную касту людей, происходивших большею частью из Нормандии, во Франции. Название буканьеров получили они от мест, где находились их небольшие обработанные поля и жилища. Здесь солили и коптили они мясо убитых животных, сушили их шкуры и проч. Такие места назывались буканами. Жилища эти состояли из больших шалашей, покрытых сверху, но без стен; они защищали от дождя и солнца, но не противопоставляли никакой ограды ветру, с какой бы стороны ни дул он.
Общество буканьеров состояло частью из поселенцев — французов и выходцев других европейских народов, частью из потомков их и из людей, необыкновенною судьбою своею принужденных переплыть океан. Впрочем, большинство всегда составляли французы. Не имея семейств, буканьеры жили вместе по двое в полном согласии и товариществе, прислуживая друг другу и владея всем сообща.
Они называли друг друга «матросами» (matelots), а житье свое «матросством» (matelotage). Переживший товарища наследовал его имущество. Кроме этой общности во владении имуществом, между всеми буканьерами существовала еще Другая связь, более обширная: всякий, нуждаясь в чем-нибудь, мог без спроса брать нужное из другого букана. Запирать имущество считалось величайшим преступлением против прав общественных. Следствием этого было то, что в республике, где не знали слов мое и твое, споры между членами были весьма редки; если же они и возникали, то тотчас устранялись товарищами.
Законы, которыми управлялись буканьеры, были очень просты. Они не признавали других законов, кроме взаимных условий, и, если советовали им ввести какие-нибудь улучшения, они отвечали холодно: «Это не водится на берегу». Предания о подчиненности заставляли их почитать своим начальником в некоторых отношениях губернатора Тортуги и называть себя христианами, не следуя, впрочем, никакому учению христианской религии.
Всякий, вступивший в общество буканьеров, должен был забыть все привычки и обычаи благоустроенного общества и даже отказаться от своего фамильного имени. Для обозначения товарища всякому давали шутливое или серьезное прозвище, перешедшее у многих из них даже на потомков, если они вступали в брак. Другие только при брачном обряде объявляли свое настоящее имя: от этого произошла до сих пор сохранившаяся на Антильских островах пословица, что «людей узнают только тогда, когда они женятся».
Со вступлением какого-нибудь буканьера в брак, не только изменялся прежний образ жизни его, но прекращалась всякая связь с прочими буканьерами. Женившийся принимал название «жителя» (habitant), формально подчинялся губернатору Тортуги и становился колонистом.
Одежду буканьеров составляла рубашка из толстого полотна, запачканная кровью убитых животных и окрепшая от нее, такие же панталоны, башмаки из свиной кожи; чулок не употребляли. Поясом служил ремень, выкроенный из кожи; на нем висело несколько ножей и очень коротенькая сабля. Голову покрывали шапкою. Огнестрельное оружие ограничивалось ружьями, из которых стреляли двухлотовыми пулями.
У каждого буканьера было по одному или по несколько слуг и от двадцати до тридцати собак, приученных к охоте. Главным ремеслом их была охота за буйволами; охота же за кабанами считалась простою забавою. Мясо этих животных служило буканьерам пищею; сырой мозг употребляли они для завтрака. Имея очень ограниченные потребности, не употребляя ни вина, ни хлеба и, живя в самой отвратительной нечистоте, подобно готтентотам, буканьеры не нуждались во многих необходимых для всякого другого снарядах. У них не было ни столов, ни скамеек. Для отдыха и еды садились на голую землю, причем камни, пни или древесные корни служили им столом.
При таком образе жизни буканьеры были всегда веселы, пользовались отличным аппетитом и здоровьем, которое начинало ослабевать только после многолетних трудов дикой жизни. Поэтому благоразумнейшие вели эту жизнь только известное число лет, прощались потом с товарищами и вступали в разряд поселенцев. Другие, напротив, и слышать не хотели о такой перемене, часто отказывались даже от значительных наследств и умирали буканьерами.
Главнейшие буканы находились на полуострове Самане, на небольшом островке в Байяхской гавани, на северном берегу Сан-Доминго, в гавани Марго, на острове Тортуге, в так называемой Опаленной Саване, в Мирбалете и на острове, называемом испанцами Вакка, а французами — Аваш (мы будем называть его Коровьим островом).
В этих-то местах мирно жили буканьеры, большею частию французы, не мешая никому, как вдруг испанцы, не обращая внимания на то, что ремесло буканьеров выгодно и для них, вздумали прогнать всех их с острова Сан-Доминго или, если возможно, уничтожить их совершенно.
Начало исполнения этого жестокого и для самих испанцев гибельного намерения было очень легко. Следуя принятой ими столь удачной против американских дикарей методе, они напали вдруг на рассеянных, ничего не подозревавших, невинных буканьеров, убили часть их, а других увлекли в неволю. С этой минуты охотники сделались осторожнее, ходили всегда небольшими отрядами, готовые к сопротивлению, и если, несмотря на это, на них нападали, то они дрались так отчаянно, что, несмотря на превосходство числа, почти всегда одолевали испанцев и принуждали их искать спасения в бегстве.
Тогда испанцы переменили образ войны. Частная травля буканьеров, погубившая не одного правоверного испанца, прекратилась, а вместо того стали нападать на буканьеров по ночам в буканах, убивали господ и слуг и не щадили даже собак. Эти неистовства довели буканьеров до бешенства. Они соединились и повели также наступательную войну, причем не щадили никакого врага. Это подействовало. Испанцы, по-видимому, прекратили все неприязненные действия, и буканьеры начали льстить себе надеждою, что их оставят, наконец, в покое. Но враги их ждали только подкрепления: как скоро оно прибыло из испанских колоний, война возгорелась снова. Но и буканьеры приобрели подкрепления; французы с Тортуги и других островов и многие другие искатели приключений и добычи соединились с ними. Неприятели дрались беспрестанно, и кровь лилась на всем острове. До сих пор многие урочища на Сан-Доминго сохранили название «полей убийства». Все это происходило между 1660 и 1665 годами.
Губернатор французского острова Тортуги участвовал во всех этих происшествиях только под рукою, потому что тогдашнее положение Франции и ее отношения к другим европейским державам не дозволяли ей защищать буканьеров открыто. Мадридский двор, напротив, смотрел на это дело с самой черной стороны, полагая, что может спасти торговлю свою на Сан-Доминго и во всем Новом свете единственно совершенным изгнанием французов с этого острова и с Тортуги. Вследствие этого он послал в Америку повеление собрать войска не только с соседних островов, но и с твердой земли, поручить начальство над ними старому, прославившемуся в нидерландских войнах офицеру фан-Дельмофу, и отличившимся обещал значительные награды.
Фан-Дельмоф прибыл на Сан-Доминго в 1663 году и несколько дней спустя открыл неприятельские действия. Так как значительнейший букан находился в Саване, то он здесь решился напасть на буканьеров. Для этого он выбрал 500 человек лучших солдат, сам принял начальство над ними и скрытно, снабженный всеми воинскими снарядами европейского отряда, форсированными маршами пошел в Савану. Буканьеры узнали об этом от одного охотника тогда только, когда испанцы подошли уже очень близко. Их всего была сотня. Они могли еще спастись бегством и безопасно достигнуть другого букана, но почли позорным для себя отступление и потому решились немедля идти навстречу испанцам, что тотчас и исполнили.
К удивлению наступавших испанцев, не думавших о такой дерзости, враги встретились у горного ущелья. План испанского предводителя расстроился тем совершенно. Фан-Дельмоф презирал буканьеров и никак не ожидал подобной смелости. Впрочем, многочисленность, превосходство оружия и опытность заставляли испанцев надеяться на несомненный успех. Буканьеры напали первые. Обе стороны при равном остервенении дрались отчаянно, и победа долго оставалась сомнительною. Наконец, буканьеры победили, испанский отряд был совершенно разбит и прогнан в горы.
Это поражение вместе со смертью начальника произвело сильное впечатление. Возвратились к прежней методе: видя, что буканьеры на охоте часто пренебрегают нужною осторожностью, опять стали нападать на отдельных охотников. Последние, желая только покоя, сделали новый шаг. Чтоб избавиться от беспрерывных стычек и бдительности, они решились перенести все, свои буканы на маленькие острова около Сан-Доминго и отправляться для охоты на последний остров не иначе, как сильными партиями. Это было исполнено и имело желанный успех. Нападения стали реже и партия ровнее, поэтому и война поддерживалась слабо.
Так как буканы на новых местах, избранных буканьерами, были безопасны, то мало-помалу превратились в «жилища» или так называемые «habitations», в которых поселились колонисты, мастеровые и промышленники. Так основалась, например, колония Байяго, близ которой природа образовала одну из красивейших и обширнейших гаваней Америки. Место это было недалеко от Тортуги, куда буканьеры проезжали в несколько часов для продажи кож и мяса и приобретения нужных для их ремесла вещей. Но скоро прекрасная байягская гавань избавила их и от этого труда: французские и голландские корабли сами стали приезжать за товарами буканьеров и привозить все, в чем нуждались последние.
Между тем война не прекращалась. Буканьеры каждый день приезжали охотиться на Сан-Доминго, и испанцы в большем и большем числе стали нападать на небольшие отряды их. Всякого буканьера, попавшего в руки испанцев, убивали. Но смерть одного буканьера приводила в движение весь его букан: работы прекращались и никто не смел заниматься охотою, пока не отомстили за убитого товарища.
Таким образом, продолжалась война между обеими сторонами, причем испанцам удавалось иногда, впрочем редко, поразить врагов. Однажды напали они в числе 200 человек на 30 буканьеров, которые только что хотели выйти на берег Сан-Доминго. Буканьеры дрались до последнего человека. Их перебили всех. Подобное случилось недолго спустя с другим отрядом охотников, под предводительством Торе, одного из знатнейших буканьеров.
Кончив охоту, они шли домой и, достигнув Саваны и считая себя вне опасности, сделались менее осторожными. Испанцы, ожидавшие только этого, и превосходя несчастных числом, бросились на них. Однако рассеянные, сражающиеся со всеми невыгодами, буканьеры дрались как львы и дорого продали испанцам победу. Число последних одержало, наконец, перевес, но только тогда, когда пал последний буканьер, так что и тут не осталось никого, чтобы принести в Байягу эту печальную весть.
С этих пор буканьеры дышали только местию. Кровь потекла ручьями; они не разбирали ни возраста, ни пола, и ужас их имени стал распространяться более и более. Тогда испанцы решились приняться нa крайнюю меру, которая, правда, имела желаемый успех, но была ужасна и пагубна для всего народа их в Америке. Убедясь в невозможности истребить буканьеров и желая удалить их, по крайней мере, из Сан-Доминго, они хотели вырвать зло с корнем и уничтожить их ремесло. Для этого предприняли всеобщую буйволовую охоту на всем острове и продолжали ее с таким жаром, что скоро не осталось ни одного буйвола.
Эта мера одним ударом лишила буканьеров пищи и предмета торговли; промысл их рушился, и они были принуждены избрать новый род жизни. Иные сделались колонистами на Байяге, Тортуге и других мелких островах.
Большая же часть, презирая спокойную, подчиненную гражданским законам жизнь и привыкнув к опасностям, — а между ними находились самые дикие и бесчеловечные из всего товарищества, — почитали хлебопашество и домоводство занятиями бесчестными и несоответствующими их величайшей страсти: мстить испанцам. Поэтому соединились они с своими друзьями, флибустьерами, начинавшими уже прославляться, но которых имя сделалось истинно ужасным только после соединения с буканьерами.